Неоднократные попытки установления межгосударственных и прежде всего торговых отношений между Россией и Японией не давали никакого результата. Планы сановников в Санкт-Петербурге, так же как и усилия дальневосточных купцов разбивались о «бамбуковый занавес», за которым укрылась сёгунская Япония, исповедовавшая принцип самоизоляции от всего мира. Последняя надежда оставалась на пропуск, выданный японскими властями в июле 1793 года Адаму Лаксману на заход одного русского судна в Нагасаки. Правда, с тех пор прошло уже немало времени, но, как считали в Петербурге, этот документ своей силы не потерял.
Помог случай. 

В 1794 году разбушевавшийся океан выкинул на берег острова Атка (Алеутский архипелаг) японское торговое судно «Вакамия-мару». Потерпевших крушение моряков обнаружили российские промысловики. Японцев переправили в Охотск, а оттуда в Иркутск. Адам Лаксман обратился к императрице Екатерине II с предложением использовать организацию возвращения этих японцев на родину как повод для еще одной экспедиции в Японию. Рекомендация была поддержана Государственным советом, и императрица отправила распоряжение иркутскому и колыванскому генерал-губернатору И. Селифонтову снарядить казенное или купеческое судно для плавания в Японию, «желая доставить сих чужестранцев в их отечество, дабы, пользуясь тем случаем, можно было приобрести обстоятельнейшее о Японии сведение и способствовать распространению в том крае российской торговли». Однако вскоре Екатерина II умерла, и идея отправки экспедиции заглохла.

Быстро пролетели годы царствования Павла I. О японцах с «Вакамия-мару» вспомнили лишь с воцарением на российский престол его сына, императора Александра I. Молодой император был полон радужных планов. Он осуществил ряд смелых для того времени преобразований, провел военную реформу, образовал министерства на европейский манер, в том числе и иностранных дел. Среди прочих международных проблем, требующих скорейшего решения, ему был доложен проект об организации экспедиции в Японию. Александр I проект утвердил, но повелел его исполнение совместить с организацией первой русской кругосветной экспедиции.
Для экспедиции в Англии были закуплены два новых корабля, получившие названия «Надежда» и «Нева». Они были отданы под командование капитанам И. Крузенштерну и
Ф. Лисянскому. Хотя значительную часть расходов на подготовку экспедиции взяла на себя казна, немалые средства в нее вложила и Российско-американская компания, монопольно занимавшаяся эксплуатацией Аляски и островов северной части Тихого океана. Это, собственно говоря, и определило кандидатуру руководителя экспедиции. К явному недовольству моряков кругосветное плавание русских кораблей возглавил царедворец, любимец императора камергер Николай Петрович Резанов, фактически руководивший в то время деятельностью Российско-американской компании.
Императору напомнили и о японских моряках с «Вакамия-мару». Правда, большинство из них к тому времени прошли обряд крещения и обрусели. Но четверо сохранили веру предков и мечтали вернуться на родину. Вот эти-то моряки вкупе с полученным Лаксманом разрешением на заход в Нагасаки могли оказаться весомым аргументом к началу российско-японских переговоров. Александр I вручил своему послу Резанову конверт с личным обращением к японскому императору, где говорилось: «…положил я сделать в Японию отправление для возвращения Вашему Величеству нескольких человек японцев, которые доныне не по воле своей, но несчастным роком, избегая смерти от кораблекрушения, спасли в моих пределах жизнь свою».

26 июля 1803 года корабли кругосветной экспедиции вышли из Кронштадта. После долгого плавания «Надежда» и «Нева» вошли в воды Тихого океана. Тут корабли разделились. Было решено, что «Нева» под командованием Лисянского прямиком направится к берегам Русской Америки, а «Надежда», передохнув в Петропавловске-Камчатском, возьмет курс на Японию. Так и случилось. Забрав в Петропавловске провизию и почту и оставив заболевших членов команды, «Надежда» на всех парусах устремилась к Нагасаки. На российской земле был оставлен и переводчик Петр Киселев из обрусевших японцев с «Вакамия-мару». В плавании его отношения с сохранившими верность своему императору моряками Цудаю, Гихээ, Сахэи и Тадзюро вконец испортились. Четверка японцев пообещала донести властям Нагасаки о том, что Судая Хёбэ (Петр Киселев) крестился. Это грозило обрусевшему японцу на родине неминуемой смертной казнью. И Резанов, скрепя сердце, вынужден был оставить своего единственного переводчика на Камчатке.

В порт Нагасаки «Надежда» вошла 26 сентября 1804 года. Русский корабль был тут же окружен лодками с вооруженными японскими стражниками. К причалу «Надежду» не допустили, поставив на якорь на внешнем рейде. Лишь вечером следующего дня на русское судно прибыли японские чиновники. Н. Резанов принял их в своей каюте, рассказал о письме Александра I, о готовности вступить в переговоры, о желании передать японским властям спасенных на острове Атка моряков. Предъявил он чиновникам и разрешение на заход в Нагасаки, выданное Лаксману.

Слова русского посла о желании вручить японскому императору Высочайшее послание из Санкт-Петербурга вызвали у представителей японских властей определенное замешательство. Дело в том, что вот уже в течение двух столетий высшая государственная власть в стране принадлежала не императорам, а сёгунам — военным правителям из рода Токугава. А император, лишенный всех рычагов власти, вел праздную жизнь в Киото и не привлекался к решению важных государственных дел. Соответственно, вставал вопрос, кому вручать письмо от русского императора.
Совет высших феодалов Японии после долгих обсуждений проблемы пришел к решению письма не принимать, в переговоры не вступать и вынудить русский корабль немедленно покинуть территориальные воды страны.
Пока князья — даймё вырабатывали это нелегкое решение, россиян на берег не пускали. Недели проходили за неделями, в экипаже «Надежды» появились больные, Плохо себя чувствовал и простуженный Резанов. При каждой встрече с японскими чиновниками посол России настаивал, чтобы власти Нагасаки дали разрешение сойти на берег хотя бы больным. Наконец «стену» удалось пробить. В деревне Мэгасаки на берегу залива был выделен пятачок земли, окруженный со всех сторон двойным частоколом. Туда, в маленькое помещение и перевезли больных русских моряков, пока остальные занимались починкой потрепанного в плавании такелажа.
Четырем японцам доступ на берег тоже был закрыт до принятия решения об их судьбе. Можно понять отчаяние четверки, видевшей родную землю, но не имевшей возможности до нее дотянуться. Японцы с «Вакамия-мару» стали просить Резанова увезти их обратно в Россию, где быт их был определен и налажен. А один из них — Тадзюро — 4 января 1805 года попытался покончить жизнь самоубийством, полоснув бритвой себе по горлу. На следующий день Резанов вновь обратился к японской стороне с настоятельной просьбой принять японских моряков, отметив, что они тихого и скромного поведения, хорошие верноподданные микадо.

Лишь в марте 1805 года бакуфу (правительство сёгуната) направило в Нагасаки своего чиновника Киисиро Тояму с официальным ответом на пожелания российского посольства. Встречу представителей обеих сторон было решено провести на берегу, в доме приемов губернатора Нагасаки. За Резановым прислали специальную галеру, а при выходе на берег его ждал паланкин с носильщиками. Российского посла сопровождал знаменосец, небольшой оркестр и врач Лангсдорф, знавший голландский язык, что облегчило переговоры с японцами в отсутствии иных переводчиков. Немало усилий потребовалось для согласования всех деталей церемониала. Резанов, например, отказался сидеть на полу, поэтому хозяевам пришлось позаимствовать европейские кресла из голландской фактории, обосновавшейся на островке Дэсима в порту Нагасаки.

Встреча была обставлена по-восточному пышно. Но ее результаты были более чем скромными. Практически на все предложения России Япония дала отрицательный ответ. Она не хотела устанавливать дружественных отношений с чужестранцами. Удалось решить лишь вопрос с моряками с «Вакамия-мару». 27 марта их с рук на руки приняли японские чиновники и под охраной увели. Еще одним позитивным результатом была карта побережья Нагасаки с точными промерами глубин, составленная капитаном Крузенштерном. Позже этой картой пользовались мореходы многих стран.
Николай Резанов был крайне разочарован, даже разгневан. Ответ японцев был воспринят им как оскорбление, и личное, и в адрес императора Александра I. Отказавшись от подарков японской стороны, он приказал Крузенштерну поднять якоря и немедленно покинуть берега Японии.

Что же касается четверки моряков — Цудаю, Гихээ, Сахэи и Тадзюро, невольных участников кругосветного путешествия, — то их долго содержали под стражей, отобрав привезенные вещи и деньги. Чиновники сёгуната их тщательно опрашивали, выясняя самые малые подробности пребывания в России и увиденного в других странах. На основании этих опросных листов ученые Сигэтада Оцуки и Кокё Кимура в 1805–1806 годах написали книгу «Канкай ибун» («Необыкновенные рассказы о морских путешествиях»), ставшую примечательным и очень поучительным человеческим документом.
А. Л.