ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ

(Введение в Японию)
М.Носов, Э.Молодякова
От редакции

Доктора исторических наук М.Носов и Э.Молодякова объединенными усилиями написали книгу о Японии. Вот как они сами определили ее жанр: «Это не история Японии, не путеводитель по стране, не исследование национального характера японцев. Скорее всего, это "введение в Японию", попытка дать объем информации, необходимый для первоначального понимания страны, ее людей, культуры, быта, то есть всего того, что формирует собственный образ Японии, страны столь близкой к нам географически и достаточно далекой в культурном отношении». Дело «за малым»: выпустить продукт совместного творчества в свет, но... самостоятельно решить сопутствующие этому акту финансовые проблемы они, понятно, оказались не в состоянии.

Представляя на суд читателей отрывки из книги, редакция вместе с тем выражает надежду, что эти публикации привлекут внимание потенциальных спонсоров.

Боги и люди приходят в Ямато

В истории Японии период с 300 по 593 г. нашей эры назван «эпохой Ямато» по имени маленького городка в центре острова Хонсю, сохранившегося лишь на исторических картах страны. Это было время начала формирования государства и нации на Японских островах. Говоря точным и сухим языком географических координат, эти острова вытянулись с северо-востока на юго-запад дугой почти в три с половиной тысячи километров между 45-м и 24-м градусом северной широты и 122-м и 154-м градусом восточной долготы. Северная оконечность их находится на широте Одессы и Парижа, южная—Шанхая и Багдада. Из иллюминатора самолета Япония открывается рассыпанными в море сотнями островов, напоминающих о мифе, согласно которому это капли, упавшие в воду с божественного копья. Из четырех тысяч островков, составляющих территорию страны, крупнейшими являются Хонсю, на который приходится три пятых площади Японии, Кюсю (на юге), чуть на восток от Хонсю лежит Сикоку, а на севере находится Хоккайдо. Внутреннее Японское море связывает первые три острова, а Японское, Восточно-Китайское и Охотское моря отделяют их от континента.

Япония занимает 378 тыс.кв.км, а ее население насчитывает свыше 123 млн. человек, подавляющее большинство которых этнические японцы. Страна часто и справедливо ассоциируется с высокой плотностью населения (327 человек на 1кв.км): горы, леса и поля занимают четыре пятых земли. Шум и суета огромных городов контрастируют с покоем и плавностью ландшафта сельских районов. В Японии есть десятка полтора вулканов высотой свыше 3 тыс.м, среди них и национальный символ страны—Фудзи-
яма, или Фудзи-сан (3778 м), что в переводе означает «гора Фудзи». В первом случае используется японское чтение иероглифа «гора», во втором—китайское, которое звучит так же, как и вежливый суффикс «сан», добавляемый после фамилий. Отсюда не лишенная оснований легенда о том, что японцы почтительно именуют свой национальный символ не иначе как «госпожа Фудзи».

Правильный конус с белым снежным воротником уснувшего, но не потухшего вулкана редко показывается из облаков. Его почти мистическая и притягательная красота, согласно метеорологической статистике, открывается людям лишь шестьдесят дней в году. Большинство японцев хотя бы однажды в жизни совершают паломничество на вершину священной горы, а многочисленные гравюры с ее изображением украшают стены домов и контор. Великолепные мастера японской гравюры посвятили ей такие серии, как «36 видов Фудзи» (Хиросигэ) и «100 видов Фудзи» (Хокусаи). Возможно, что даже название японского искусства гравюры—«укиё-э», что дословно означает «плывущее в облаках», а истолковывается как «отражение бренности мира», было связано с красотой парящей над облаками Фудзи. Попадая в Японию, даже иностранец оказывается вовлеченным в атмосферу всеобщего поклонения и любви к этому совершенному творению природы. Пролетая над Японией или отправляясь на скоростном экспрессе Синкансэн из Токио в сторону Осаки, обязательно услышишь: «Жаль, что не видно Фудзи» или «Смотрите, смотрите выходит из тумана».

Однако основной приметой ландшафта остаются пологие холмы и лежащие между ними узкие долины. Осенью растущие среди бамбука и криптомерий клены превращают зеленые весной и летом склоны в полыхающие костры. Холмы—сама душа японской природы. Именно в Японии с особой силой ощущаешь вдохновенность и философскую глубину образа, созданного в одном из ранних стихотворений нобелевского лауреата Иосифа Бродского.

Холмы—это боль и гордость,

Холмы—это край земли.

Чем выше на них восходишь,

Тем больше их видишь вдали...

Присно, вчера и ныне

По склону движемся мы.

Смерть—это только равнины.

Жизнь—холмы, холмы.

Поэт создает не только поэтический и философский образ, но и, сам того не ведая, открывает душу японского пейзажа. Эти строки, образно перекликающиеся со стилистикой традиционной японской средневековой поэзии, могут стать своего рода русским эпиграфом к рассказу о пространстве и времени Японских островов.

Япония удивительно разнообразна по своим природным и климатическим условиям. Японец традиционно уважительно относится к природе, и каждое время года для него отличается своеобразием красок и поэтических образов. Не случайно обязательным атрибутом классической поэзии в Японии является ясное обозначение сезона. Снег, луна, цветы, олицетворяющие красоту сменяющихся времен года, по японской традиции олицетворяют красоту вообще: красоту гор, рек, трав, деревьев, бесконечных явлений природы.

Цветы—весной,

Кукушка—летом.

Осенью—луна.

Холодный чистый снег—

Зимой.

Замечательный японский писатель Ясунари Кавабата утверждает, что эти простые слова стихотворения знаменитого японского поэта XIII в. Догэна «передают сокровенную суть Японии». Умение видеть в каждом времени года красоту окружающего мира стало одной из эстетических основ не только поэзии, но и всей японской культуры.

Зима в Японии не слишком сурова, хотя Хоккайдо на два-три месяца покрывается обильным снегом, и температура часто опускается ниже десяти градусов мороза. На южных островах Рюкю средняя температура января 16 градусов тепла; в Токио снег бывает не часто, и даже в январе температура редко опускается ниже нулевой отметки.

Весной погода часто меняется. Мартовское солнце день ото дня становится все теплее, но иногда вновь налетают метели и холодные ливни, а на северных склонах холмов кое-где долго сохраняется потемневший снег. Весна полностью вступает в свои права, когда с юга во второй половине марта начинает свое неспешное движение по стране розово-белая волна—расцветает японская вишня сакура. До севера короткий, но прекрасный сезон ее цветения доходит лишь в первой половине мая.

Лето—жаркое и влажное. С середины июня начинается благодатный для крестьян, но мало приятный для горожан сезон дождей—цую, когда изнуряющая жара усугубляется почти стопроцентной влажностью. Однако дожди и непогода чередуются с тихими, но все же достаточно жаркими и душными днями. Средняя июльская температура в Токио—25 градусов.

Одно из японских слов, вошедшее во все языки мира,—тайфун (в дословном переводе «большой ветер»). В сентябре и октябре рождающиеся на просторах Тихого океана тайфуны иногда обрушиваются на побережье Японии. Однако даже несмотря на это, осень, пожалуй, самое приятное время года. После ливней и жары небо вновь становится ясным и прозрачным, и еще очень тепло. В сентябре зацветают хризантемы, багрянцем покрываются все двадцать видов растущих здесь кленов, и каждый из них имеет свой оттенок. Золотые и багряно-красные осенние клены в Японии—символ уходящего года.

Япония относительно молодая страна, а японцы не могут назвать себя древним народом. Заселение Японских островов началось задолго до появления этнических японцев. По предположениям ученых, сто тысяч лет тому назад Японский архипелаг на севере примыкал к Сибири, на юге—к Корейскому полуострову, а еще раньше, возможно, соединялся с Филиппинами и Индонезией. Именно этим временем датируются находки останков древнего человека и костей давно исчезнувших в Японии слонов, тигров и леопардов. Но интенсивно заселяться острова начали лишь около десяти тысячелетий тому назад, о чем свидетельствует характер неолитических находок. Вопрос о том, когда и откуда пришли предки современных японцев на острова, до сих пор широко дебатируется.

Считается, что первые поселенцы пришли на архипелаг в основном из Юго-Восточной Азии через Филиппины и острова Рюкю. Произошло это на рубеже палеолита и неолита. Вероятно, они и были предками аборигенов Японии—айну, когда-то заселявших все острова. Волнистыми густыми волосами, окладистыми бородами и мясистыми широкими носами они напоминают полинезийцев, но имеют более светлый цвет кожи и монголоидные черты, ставшие результатом их более позднего смешения с мигрировавшими на Хоккайдо охотниками и рыболовами из северных районов Сибири, Алеут, а возможно, и Аляски.

В эпоху неолита Японию через Корейский полуостров начали заселять выходцы из Китая и Кореи. Миграция шла и южным путем—с юга Китая, через Тайвань, острова Рюкю и Кюсю. Можно предположить, что на архипелаг попадали и переселенцы с островов Тихого океана, чьи лодки приносили сюда мощные течения. В японской мифологии и фольклоре существует множество сюжетов, обрядов и обычаев, говорящих о связи с культурой Полинезии и Юго-Восточной Азии. До сих пор на Кюсю можно встретить японцев с заметным преобладанием папуасских черт над монголоидными. Однако, возможно, что «тихоокеанский поток» проникал в Японию и через Южный Китай, сливаясь с переселенцами с севера материка и из Кореи.

В культуре древней Японии можно легко обнаружить черты народов, населявших различные части Азии. Поливное рисоводство пришло через Южный Китай, многие элементы архитектуры из северной части Китая, религиозные обряды японской национальной религии синто напоминают традиции народов, населяющих северо-восток Сибири, обычай насыпать могильные холмы заимствован из Кореи. Очевидна и связь японцев с монгольскими племенами. Об этом говорит и их физический тип, общность религиозных воззрений и даже одинаковая форма мечей. Археологи обнаружили в Японии два типа культуры неолита—Дзёмон и Яёи. Первый (X—III вв. до н.э.) назван по типу узора, наносившегося веревкой на керамические изделия. Второму (III в. до н.э.—III в. н.э.) дал название квартал Хонго Яэй в Токио, где впервые были найдены образцы материальной культуры этого периода. Судя по археологическим исследованиям неолитических стоянок, культура Дзёмон принадлежала людям, напоминающим современных айну. Наиболее старые находки этой культуры имеют возраст до десяти тысячи лет. Керамика этого периода (сосуды и особенно глиняные фигурки, изображающие людей и животных,—догу)—подлинный шедевр искусства древних.

Люди периода культуры Яёи по своему физическому облику напоминали современных японцев. Керамические предметы этой эпохи имеют очевидную связь с материком. Однотипные фигурки археологи находили в российском Приморье, в Западном Китае, в Сибири, на севере России и даже в Финляндии, что свидетельствует о миграции населения с материка на Японские острова. Искусство неолита достигло в Японии высокого уровня, что демонстрируют выставленные в музеях образцы гончарного искусства. Лучшие из них находятся в токийском Национальном музее.

Особый интерес представляют оригинальные терракотовые фигурки ханива, чаще всего встречающиеся в древних погребальных курганах II—IV вв. Техника их изготовления была довольно простой: влажную глину раскатывали в длинный цилиндр, затем резали на куски, вынимали сердцевину, а полученные кольца ставили в столбик и затирали швы. Из готовых цилиндров мастера создавали разнообразные скульптуры. Полая форма предохраняла их от растрескивания при обжиге. Из подобных фигурок делалась изгородь курганов, служившая магическим оберегом захоронения. Дошедшие до нас мастерски выполненные изображения людей, животных и даже мебели позволяют представить быт и культуру древних японцев.

Первые упоминания о Японии можно найти в китайских исторических хрониках, описывающих события лишь с I в. до н.э., хотя формирование первобытного общества здесь началось задолго до этого. Самая ранняя документально подтвержденная дата японской истории—57 г., когда посольство одного из племенных объединений посетило двор ханьского Китая. Согласно китайским хроникам, на территории Японии существовало множество таких мини-государств. Даже два века спустя, в период Троецарствия в Китае (220—265 гг.), все еще насчитывалось до сорока отдельных владений.

Каковы же были представления китайцев о своих соседях, или о «восточных варварах», как назывались японцы в китайской хронике III в. «Вэй Чжи»? «Ва», т.е. японцы, которых китайцы обозначали иероглифом «карлики», «живут в домах, едят сырые овощи, еду подают на бамбуковых подносах, умерших хоронят в гробах. Гадают на костях, любят выпить, важные сановники имеют по пять жен, менее важные по две-три, в стране нет воровства».

Судя по раскопкам, основной поток миграции из Китая и Кореи начался именно в период Яёи и продолжался вплоть до середины VII в. В III—II вв. до н.э. началось интенсивное проникновение в Японию материковой культуры, включая навыки земледелия. Как говорят китайские хроники, в это время на островах уже существовали родовые сельскохозяйственные поселения во главе с племенными вождями, обладавшими как религиозной, так и светской властью. Японцы того времени использовали гончарный круг, бронзу и железо.

Проникнув в Японию через северную часть Кюсю, поливное рисоводство стало основой перехода населения от кочевого образа жизни к оседлому. Центром первого японского государственного образования стал древний и, к сожалению, несохранившийся городок Ямато, давший название эпохе.

К III в. на территории Японии сложились два наиболее сильных племенных объединения—одно на севере Кюсю, жители которого сохраняли тесные связи с Кореей и Китаем, другое в центре Хонсю, в районе Кинай (ныне префектура Нара). Первое отличалось воинственностью, второе успехами в выращивании риса, и естественно, что в конце концов выходцы с Кюсю покорили своих более зажиточных, но миролюбивых собратьев и осели на Хонсю, где и начался процесс формирования японского государства и общеяпонской культуры.

Религиозные ритуалы воинственных племен Северного Кюсю постепенно приобрели общенациональный характер. В основе культа лежали мифы о деяниях прародителей Японии—богов Аматэрасу и Сусаноо и поклонение трем священным предметам—мечу, зеркалу и яшмовым подвескам—магатама, до сих пор остающимся регалиями императорской власти. Меч олицетворял могущество, зеркало—солнце, а подвески, напоминавшие своей формой упругие ростки риса, были символом плодородия.

Точная дата возникновения государства Ямато неизвестна. Племена соединялись и распадались, пока не произошло их объединение под главенством наиболее сильного. Вождь победившего клана стал верховным правителем, исполнявшим вначале чисто религиозные функции, но постепенно обретшим и светскую власть. С VII в. глава самого сильного клана стал называть себя императором—тэнно (небесным государем). Вождь имел право распоряжаться амбарами с рисом, бывшими в тот период экономической основой верховной власти. Слово окура (амбар) стало символом богатства, и сегодня влиятельное министерство финансов в Японии называется Окурасё, или «министерство амбара».

Вокруг императора группировались представители наиболее сильных кланов, постоянно боровшихся за власть и влияние. В руках правителей Ямато находилась и военная власть, поскольку продолжалась непрерывная борьба за расширение жизненного пространства. Во второй половине IV в. Ямато предприняло даже попытку завоевать земли на юге Кореи, где была создана японская колония—Мимана. Хотя экспансия и свидетельствовала о мощи Ямато, корейцам удалось в середине VI в. выбить японцев с полуострова. В результате завоевательных походов территория Ямато постоянно расширялась, и к V в. его владения простирались до района современного Токио на северо-востоке и Кюсю на юго-западе. Правители Ямато поддерживали регулярные связи с Китаем, обмениваясь с императорами посольствами и дарами.

Достаточно безболезненное объединение двух центров различной культуры, сложившихся на Северном Кюсю и в Центральной Японии, произошло скорее всего потому, что население этих районов было этнически однородным. Их слияние логически подводило черту под окончательным формированием японского этноса, хотя вплоть до VII в. на острова мигрировали выходцы из Китая и Кореи. Сложившееся на основе их объединения протогосударство Ямато в Центральной Японии распространило по всей стране свою культуру, которая и стала затем общенациональной.

Район Ямато был типично земледельческим, с достаточно высокой плотностью населения и общинным хозяйствованием. Возделывание поливного риса, требующее коллективных усилий, взаимопомощи и взаимовыручки, сформировало основы быта и национального характера японцев. Основной ячейкой государства Ямато была патриархальная община, состоявшая из одного или нескольких дворов, владевших землей. Постепенно более крепкие семьи прибирали к рукам все большее количество земли, подчиняли себе более слабых, попадавших в ту или иную форму зависимости от сильных соседей. Общественная собственность становилась пережитком, а семья—главной хозяйственной и социальной единицей государства. Так складывались патриархальные основы японской семьи—иэ, своеобразие которой сохранилось до сегодняшнего дня.

Об истории Японии до середины VI в. можно судить лишь по раскопкам или по описаниям, приводимым в китайских хрониках. Японские исторические хроники Кодзики (Записи о делах древности) и Нихонги (Летописи Японии), написанные в первые десятилетия VIII в. не без влияния китайской исторической науки,—скорее собрания легенд и преданий, чем хоть сколько-нибудь достоверные исторические документы. Цель их создания достаточно очевидна—доказать божественное происхождение правящей династии и продемонстрировать ее непрерывное существование с 660 г. до н.э., когда на престол якобы был возведен легендарный император Дзимму, прадед которого принц Ниниги признавался внуком богини Аматэрасу. Это как бы связывало японцев прямым и кровным родством с богами, отношение к которым основывалось на почти родственной почтительности, далекой от мистического страха перед потусторонними силами.

Ныне правящий император Японии считается прямым потомком Дзимму в сто двадцать пятом поколении. Очевидно, что прожившего сто тридцать семь лет первого императора придумали японские летописцы, когда в VIII в. им было поручено составить солидную генеалогию императорского рода. Поскольку исторически достоверные монархи прослеживаются с V в., японская императорская династия сегодня является самой древней в мире. День восшествия на престол Дзимму—11 февраля—отмечался как годовщина основания империи—Кигэнсэцу. Имевший привкус национализма праздник был упразднен в 1945 г., однако уже в 1967 г. он был вновь восстановлен под названием День основания государства.

Покорив Кинай (провинции вокруг Нары и Киото), воины с Кюсю не истребили побежденные кланы и не стали уничтожать созданную ими культуру. Слияние воинственных культов победителей с традиционным крестьянским менталитетом дало жизнь национальной религии японцев—синто, что можно перевести как «путь богов». В ней нашли место многие элементы примитивных языческих культов, основанных на шаманстве и поклонении предметам и живым существам, принесенные с собой первыми переселенцами. По сути, первоначально это была одна из многочисленных ветвей язычества. Позже, и не без влияния буддизма, под нее была подведена определенная догматическая база.

Само понятие «синто», обозначавшее чередование времен года в зависимости от движения небесных божеств, было заимствовано из знаменитой китайской «Книги перемен» (И Цзин) в XIII в. Первоначально синто не было религией в строгом значении этого слова. Это была своего рода мозаика разнообразных верований, ритуалов и этических норм повседневной жизни древних японцев, форма мировосприятия и миропонимания, прежде всего связанная со стремлением получить хороший урожай. Некоторые японские ученые даже рассматривают магические обряды предков в прямой связи с ритмически сменяющимися сезонными циклами работ по выращиванию риса. Наиболее почитаемыми были и остаются боги ветра, дождя, земли, риса. Во многих деревнях крестьяне поклонялись горам и рекам, дающим воду рисовым полям. До сих пор сохранилось множество храмов и праздников, посвященных символу плодородия—фаллосу.

Синто сформировалось задолго до обретения японцами письменности и не имело ни священных книг, ни пророков, ни основателей учения. Отсутствует само учение, что характерно для язычества. Богами, или по-японски ками (что дословно означает «то, что находится сверху» и соответствует русскому «всевышний»), в синтоизме стало все, что может иметь душу. Поскольку по поверьям древних японцев дух был вездесущ, то в пантеон вошли и боги—основатели Японии, и духи лесов и полей, птицы, животные, камни, вода, огонь, исторические личности, канонизированные синтоизмом. До сих пор синтоистскими святилищами считаются некоторые вершины гор или водопады.

Взаимоотношения между человеком и ками в синтоизме строятся на основе дружеской близости, лишенной каких-либо элементов страха. Понятие души, вопросы жизни и смерти никогда особо не интересовали синтоизм. Ками призваны помогать людям в сугубо мирских делах. Они, как и люди, обитают повсюду, поэтому в каждом уголке страны, наряду с общепризнанными и общенациональными богами, существовали свои божества, и многие из них продолжают жить и сегодня, являясь, если можно так выразиться, «богами местного значения».

Отсюда неисчислимость пантеона синтоистских богов и синтоистских храмов—дзиндзя, где японцы поклоняются самым различным кумирам—от иерарха синтоистского пантеона богини солнца Аматэрасу Омиками до героя японо-русской войны генерала Ноги, чей храм (Ноги-дзиндзя) находится в Токио. На Хоккайдо в горном городке Хидака ежегодное синтоистское празднество начинается с долгой молитвы, обращенной к огромному дереву, обвязанному толстой соломенной веревкой—симэнавой. К дереву приносятся дары—бочки сакэ, кули риса и фрукты, священник читает молитву, и от местной святыни через весь город шествует огромная колонна танцующих и поющих жителей в национальных костюмах.

Отношение к богам почтительное, но без всякой мистики: синтоизм обожествляет угря как покровителя рек и воды, но это не мешает японцам готовить из него одно из самых популярных блюд национальной кухни—унаги-домбури (жаренный в масле угорь с рисом). В синто, наряду с обожествлением природы как источника всего живого, всегда существовал культ предков, что отражало связь материального с духовным и соединяло богов с людьми.

Общий предок японцев богиня солнца Аматэрасу, возделывая на небесах свое рисовое поле, символизировала не только свет и тепло, но и тяжелый земледельческий труд. Боги соединялись с людьми, поклонение предкам включало в себя как религиозный, так и бытовой культ, а божественность происхождения Японии и ее императора не вызывали сомнений.

Приверженность столь непохожим друг на друга богам с незапамятных времен стала не только частью японского мировоззрения, но и повседневного быта. Если на Руси принявший христианство Владимир тут же столкнул в Днепр языческих идолов, то японцы бережно сохранили все, что связано с древней религией. Удивительная веротерпимость японцев и их способность синтезировать, казалось бы, совершенно различные вещи привели к мирному сосуществованию синтоизма с появившимся позже буддизмом и даже христианством. В то же время синтоизм был всегда связан с императорским домом. Если европейские монархи всегда правили «божьей милостью», то японские до 1945 г. почитались как прямые наследники богов и их воплощение на Земле.

Место синтоизма в жизни страны зависело от роли императорской системы в иерархии власти, ибо монарх всегда был первосвященником. Лишение его реальной власти военными правителями (фактически управлявшими страной с XII до середины XIX в.) значительно снизило роль традиционной религии в пользу буддизма и конфуцианства, ставших основой создания централизованного государства. Начиная с 1868 г., когда реставрация Мэйдзи вновь соединила в руках императора светскую и духовную власть, синтоизм вернул свои позиции. Но будучи по форме почти идентичным традиционным религиозным представлениям японцев, этот так называемый государственный синто существенно отличался от них по своему содержанию. Оно менялось в зависимости от политических устремлений правящих кругов.

Бурный рост национализма в начале 30-х годов, одной из основ которого была теория исключительности японской нации, еще более укрепил позиции государственного синто. В него были привнесены элементы шовинизма. Согласно теории националистов, существование чисто японской религии делало японцев богоизбранным народом, поскольку синтоистские божества покровительствовали не человечеству в целом, как в других религиях, а исключительно японцам. После поражения в войне синтоизм указом от декабря 1945 г. был лишен государственной поддержки, а послевоенная конституция отделила религию от государства. Из всех школ и государственных учреждений были убраны синтоистские алтари—камиданы, а храмы лишились государственной финансовой дотации, перейдя на «хозрасчет».

В синтоизме тесно переплелись религиозные обряды, бытовые обычаи, традиции и предрассудки, чье происхождение часто затеряно в глубине веков. Формирование его обрядов и символики шло под непрерывным воздействием буддизма и континентальной культуры в целом. Однако внешние влияния не могли изменить религиозные постулаты синтоизма в силу изначального их отсутствия. Японцы воспринимали свою религию как исстари существующую традицию, усвоение которой шло не за счет занятий в воскресной школе или изучения катехизиса, а через земледелие и связанные с ним праздники и обряды. На первый план выходит не индивидуальное начало, как в других мировых религиях, а ритуально-культовое. Синтоизм так и не получил ни кодекса религиозных воззрений, ни универсальности, оставшись нормой повседневного поведения, отражающей лишь взаимоотношения японца, и только его, с окружающим миром, и прежде всего с природой. Леса, реки, горы всегда так или иначе связывались с божествами синто, а снег, ветер или дождь были результатами их деятельности. Обряды всегда имели вполне рациональный характер: мольба о хорошем урожае или благодарность за него же, изгнание злых духов, исцеление от болезней.

Символ и своеобразный опознавательный знак синтоистского храма—всегда стоящие перед ним священные ворота—тории. Первоначальное значение этого слова—«насест», и, возможно, оно связано с древним поверьем о том, что ежедневное появление на небосводе богини солнца сопровождается петушиным криком. Живых петухов жертвовали храмам и сажали на составленный из трех жердей насест, что было равнозначно освящению места поклонения. С течением веков архитектурные формы жертвенника трансформировались и приобрели современную простую, но изящную форму. Огромные или совсем маленькие тории—это арки, напоминающие букву «П» с двумя перекладинами, верхняя из которых длиннее и чуть вогнута. Раньше их строили только из дерева и всегда красили в красный цвет. Сегодня они могут быть каменными, бронзовыми и даже железобетонными. Обычно перед храмом стоят одни ворота, но иногда можно увидеть десятки, а то и сотни, образующих своеобразную аллею, ведущую к входу в святилище. Вдоль дороги к нему часто стоят и каменные фонари, пожертвованные прихожанами.

Синтоистские храмы лишены пышности и украшений и обычно гармонично сливаются с окружающим ландшафтом. Даже самые большие из них как бы прячутся в глубине парков и тенистых рощ. Центр храма—главный зал, где хранится предмет поклонения—ситай («тело бога»), или, попросту говоря, что-либо, так или иначе связанное с именем того, кому посвящен храм. Это может быть изображение святыни или даже простая табличка с именем бога. Священный предмет всегда завернут в материю и хранится за занавесом. Рядом располагается зал для молитвы—хайдэн, где стоит алтарь, перед которым установлен продолговатый ящик с решетчатым верхом, куда бросают пожертвования. Прихожане обычно не входят в синтоистский храм. Туда допускаются лишь священники—каннуси, т.е. «хозяин ками».

Во время службы в храме каннуси, одетый в белое кимоно, белую юбку и черную шапочку, проводит обряд очищения и изгнания злых духов, окропляя храм и прихожан соленой водой или разбрасывая соль. Ему прислуживают девушки в белых блузках и красных юбках (мико)—женский персонал синтоистского святилища. Они обычно исполняют ритуальный танец—кагура, который можно увидеть и не только во время служб. За отдельную плату, которая рассматривается как пожертвование святилищу, девушки с удовольствием исполняют этот несложный обряд.

Синтоистское богослужение состоит из очищения, жертвоприношения и молитвы. Проходя через тории, человек приближается к храму или к священному камню, дереву, изображению божества, два раза хлопает в ладоши, произносит короткую молитву произвольной формы или молча кланяется, бросает монеты в стоящий перед входом в главный зал ящик для пожертвований. В праздники храму жертвуют еду и обязательно японскую водку—сакэ. Некоторыми делаются особые подарки. В святилище Исэ, например, всегда живут две белые лошади и священные куры, традиционно жертвуемые императорской семьей. Раньше подносили ткани, которые, как и рис, были эквивалентом денег. Сегодня их символической заменой считаются столбики с длинными зигзагообразными бумажными подвесками (гохэй), стоящие перед алтарем.

Источником дохода для храма служит и продажа божественных предсказаний—микудзи. Это длинная полоска белой бумаги, на которой напечатаны различные советы, пожелания, предупреждения. Они разложены по небольшим выдвижным ящичкам шкафчика или комодика, который стоит в киоске около храма. Желая узнать волю всевышнего за небольшое вознаграждение, прихожанин встряхивает ящичек, вытягивает из него бумажку с номером и в соответствии с ним получает микудзи. Если предсказание судьбы устраивает, он уносит микудзи с собой. Полоски бумаги, содержащие плохие предсказания, привязывают к веткам растущих по соседству деревьев или к решетке ограды, чтобы «избавиться» от дурной судьбы. Множество таких микудзи, шелестящих на деревьях, говорят о том, что хорошую судьбу «поймать» не так уж просто.

Синтоистские храмы, так же как, впрочем, и буддийские, продают омамори (талисманы-обереги на все случаи жизни). Во многих автомобилях в Японии с водительского зеркальца свисает небольшая пластина или дощечка, заканчивающаяся кистью или маленьким колокольчиком. Надпись на таком талисмане не слишком соответствует стандартным представлениям о божественном—иероглифы «безопасность движения» мирно уживаются с названием храма-изготовителя. Существуют специальные омамори для детей, солдаты носят талисманы из храмов, посвященных богу войны Хатиману, а отправляющиеся в морское путешествие покупают их в токийском храме Суйтэнгу (Храме Бога морей), при этом рекомендуется делать это в пятый день месяца, когда божественный дух посещает свою земную обитель.

Синтоистское очищение достигается молитвой, личной гигиеной и воздержанием. До сих пор непременным условием посещения синтоистского святилища остается физическое здоровье, отсутствие кровотечения, открытых ран. На подступах к храму всегда есть небольшой бассейн, ручей или водоем, где паломники омывают руки и полощут рот, набирая воду бамбуковыми черпачками с длинными ручками. Непременный атрибут синтоистского храма—толстая веревка, сплетенная из рисовой соломы, — симэнава, о которой говорилось выше. В нее всегда вплетены длинные бумажные полосы. Считается, что злые духи не могут переступить через такую веревку, символизирующую чистоту и святость. Иногда крестьяне окружают такой оградой свои участки, а на Новый год японцы вешают симэнаву на двери своих домов.

Большую роль как в религиозных отправлениях синтоизма, так и в быту играют различного рода праздники. Изначально синтоистская торжественная церемония—мацури стала обозначением любого религиозного или светского праздника. В Японии, как упоминалось, каждый город, а в больших городах даже каждый район или квартал, имеет свое местное божество. Во время посвященного ему праздника божественный дух переселяется в празднично разукрашенный паланкин-алтарь—микоси, на вершине которого помещается изображение птицы Феникс, «залетевшей» туда из китайской мифологии. Одетые в когда-то традиционную, а сегодня праздничную крестьянскую одежду—короткую куртку-хаппи и короткие белые штаны десятки молодых мужчин под звуки барабанов и гонгов с возгласами «васэй, васэй, хойн, хойн» (а ну, давай, давай!) сквозь сплошной коридор зрителей проносят тяжелый паланкин по улицам к месту, где на специальном помосте устанавливается алтарь. Обитающее в паланкине местное божество-ками как бы объезжает свои владения и одновременно благословляет свою паству. Процессию сопровождает множество детей, девушек и юношей, исполняющих народные танцы. Чаще всего праздник начисто лишен религиозной строгости: в процессии с удовольствием принимают участие иностранцы, а о японской веротерпимости и отсутствии религиозного фанатизма говорит хотя бы то, что процессию возглавляет местный джаз-банд, исполняющий знаменитый негритянский спиричиуэл «Когда святые маршируют».

В конце пути девушки в кимоно торжественно преподносят носильщикам коробочки бэнто с традиционными японскими угощениями—вареным рисом, кусочками рыбы, маринованными овощами, морскими водорослями, а многочисленные участники праздника фотографируются на фоне священного алтаря, выносимого из храма лишь раз в год, обсуждают его убранство и соблюдение носильщиками традиционных канонов праздника. Вечером после обильного угощения и обязательного красочного фейерверка алтарь уносится в храм, где он будет храниться до следующего года. Религиозная идея праздника, вероятно, заключается в своеобразном освящении улиц и домов, хотя, по-видимому, большее значение имеют его светские аспекты. В Японии, где до сих пор сохраняются тесные связи между соседями, подготовка и участие в празднике дают людям естественную возможность общения.

С синтоистской обрядностью связаны многие примечательные события в жизни японцев. Например, на 32-й день после рождения мальчика (на 33-й—девочки) родители несут его в храм, где совершается «синтоистское крещение»—обряд первого посещения—миямаири, что делает ребенка прихожанином данного храма. Синтоистский священник—непременный участник свадебной церемонии. Мода на нее по синтоистским канонам сравнительно молода. Она появилась в самом конце XIX в. под влиянием христианства. Красивый европейский обряд венчания подтолкнул к созданию синтоистской церемонии, в которой причудливо смешаны мифы Кодзики и Библия.

В древней Японии первым и долгое время единственным синтоистским храмом был дворец, где жил первосвященник синто—император, обладавший магической силой общения с божествами. Первым святилищем, построенным вне стен императорской резиденции, был существующий и поныне комплекс храмов в местечке Исэ на полуострове Сима (в южной части нынешней префектуры Миэ, в часе езды от одного из крупнейших японских городов Нагои). Расположенные в живописном национальном парке Исэдзима святилища, начало строительства которых восходит к самому началу нашей эры, до сих пор остаются наиболее чтимой святыней синтоизма, связанной с историей, духовной и культурной жизнью народа.

Храмы на полуострове Сима в заливе Исэ были построены задолго до того, как появилась первая столица. До начала VIII в. постоянной столицы вообще не было, и каждый новый император ставил свой дворец в новом месте, что, учитывая простоту и бедность тогдашнего двора, сделать было достаточно нетрудно. Считалось, что смерть императора делает место «нечистым» и благоденствие его наследников зависит от выбора нового места для столицы.

Согласно легенде, в начале первого тысячелетия император попросил свою дочь, предназначенную в жрицы богини Аматэрасу, подыскать место для устройства святилища в ее честь. После долгих поисков девушка пришла в долину Исудзу в Исэ и выбрала это место для возведения храмового комплекса. Природа этих мест поражает. Мягкие, поросшие густой зеленью холмы, нетронутые леса. Живописная извилистая река Исудзу подчеркивает строгую красоту пейзажа. Комплекс состоит из двух групп храмов—Найку, или Котай-дзингу, и Гэку, или Тоёкэдай-дзингу. Главный храм первой группы посвящен Аматэрасу Омиками, а второй—великому божеству Тоёукэ Омиками.

Более древний Найку расположен в прекрасном парке у подножия горы Симадзи. Вековые деревья отражаются в водах реки Исудзу, которая так же спокойно текла и два тысячелетия назад, когда здесь возводился храм. Путь к нему лежит через мост, переброшенный через Исудзу, далее аллеей вековых криптомерий, через изумрудные поляны, через небольшие спуски и подъемы. К самому храму ведут высокие каменные ступени. Его территория ограждена забором. Заходить внутрь запрещено, фотографировать тоже. Заглядывая через забор, можно рассмотреть этот удивительно простой по архитектуре, но такой значимый для японцев храм. Ведь в соответствии с мифологией Аматэрасу—прародительница императорской династии и соответственно всех японцев. Найку—императорский храм, где монарх как первосвященник синто совершает важнейшие религиозные обряды (в частности, перед своей коронацией нынешний император Акихито провел здесь ночь, в одиночестве общаясь с родоначальницей). Здесь хранится один из символов императорской власти—зеркало, которое считается воплощением души Аматэрасу.

Древние синтоистские храмы мало чем отличались от жилищ знати, ибо храм рассматривался как обитель бога на земле. По своей форме храмы в Исэ продолжают традицию свайных построек, вероятно пришедшую в Японию из стран Южных морей. Архитектура предельно проста: стоящее на сваях небольшое четырехугольное здание из некрашеных, но тщательно обработанных бревен покрыто толстой соломенной двускатной крышей, по коньку которой идут толстые перекрещивающиеся балки. Вдоль всего здания проходит открытая галерея, на которой находится единственный вход в зал без окон. Храм ничем не украшен, но его прямые и строгие формы определяют внутреннюю мощь синтоистского святилища, подчеркивая суровость и простоту постройки.

Каждые двадцать лет, начиная с конца VII в., в соответствии с синтоистской традицией, храм полностью разбирается. Бревна заменяются не потому, что они сгнили или обветшали. Прочность их необыкновенна: например, фундамент из кипарисовых бревен храма Хорюдзи в Наре простоял более тысячи лет и, по заключению строителей, ремонтировавших его, был пригоден для дальнейшего использования. После разборки огромные желтоватые бревна сжигаются во время торжественной церемонии и заменяются новыми. Для японца обновление храмов связано с синтоистским ритуалом очищения и обновления. Святилище всегда находится в гармонии с окружающим миром, сохраняя первозданность в постоянном обновлении. Храм всегда и древен, и нов, символизируя неразрывность связи между истоками культуры и современностью. Жизнь храма отражает внутренний ритм бытия японца, смену сезонов в природе, непрерывающуюся связь между духовным и материальным.

Так же обновляется и возведенный спустя пять веков храм Тоёукэ Омиками в ансамбле Гэку. Последний раз это было сделано в 1993 г. Иностранцу, даже специалисту, посвятившему себя изучению Японии, трудно, глядя на абсолютно новое здание, представить его жизнь в V веке. Сейчас Гэку оказался в самом центре городка Исэ. Храмовые постройки разбросаны по территории красивейшего парка, боґльшая часть которого закрыта для посещения, а в той, что открыта, за порядком присматривает специальная охрана. К основному храму ведет довольно длинная аллея криптомерий, на которой установлено несколько огромных тории, сделанных из некрашеного дерева и к которым привязаны пучки веток священного дерева сакаки. Великое божество Тоёукэ покровительствует всем, кто заботится о пище, одежде и вообще занимается домашним хозяйством. На него возложена ответственность за приготовление священной пищи для Аматэрасу. По своему устройству, ежегодным церемониям Найку и Гэку очень похожи друг на друга. Разница состоит лишь в том, что в Гэку ежедневно утром и после полудня совершается подношение священной пищи Аматэрасу, обитающей в Найку, от имени Тоёукэ.

Если в архитектуре и даже обрядности большинства синтоистских святилищ сказывается влияние буддизма, то храмы в Исэ—одно из немногих мест в Японии, где национальная религия остается в своей первозданности. Сохраняет традиции древности в Исэ легендарная семья Такамунэ, представители которой, согласно документам (самый древний из них датирован 1432 г.), уже в двадцать пятом поколении служат священниками в местных храмах.

Между Гэку и Найку ежедневно курсируют десятки автобусов с туристами. И если вокруг первого царит торжественная тишина, то невдалеке от второго появилась привлекающая туристов копия старинной улицы со множеством сувенирных лавок, закусочных и ресторанов. По японскому обычаю паломник должен купить своим близким какой-нибудь сувенир на память о своем путешествии. Обычно это деревянная кукла—кокэси или деликатесы японской кухни—соления, маринады, сладости. Здесь же можно купить памятную медаль и самому выбить на ней свое имя и дату посещения Исэ.

В четырех километрах к северо-востоку от Исэ в местечке Футамигаура у самой кромки моря стоят две почитаемые в синтоизме скалы. Утесы называют Мёото-ива—«поженившиеся скалы». Они связаны огромной симэнавой и символизируют нерушимость брачного союза богов-демиургов Идзанаги и Идзанами—мифологических прародителей Японских островов. Каждый год 5 января эта соломенная веревка заменяется новой в ходе торжественной церемонии.

Полуостров Сима знаменит не только своими синтоистскими храмами, но и производством жемчуга. Именно здесь Микимото начал эксперименты по выращиванию искусственного жемчуга. В 1893 г. ему удалось одержать первую победу. Внедряя в мантию живых устриц различные посторонние вещества, после множества проб и ошибок Микимото остановился на кусочках ткани самой устрицы. Через несколько лет в раковине появилась излучающая загадочный свет жемчужина. С 1905 г. в заливе Тоба на северной оконечности полуострова он приступил к коммерческому производству жемчуга. Его получение начинается с добычи раковин, которые раньше доставали со дна залива женщины-ныряльщицы. Теперь раковины в течение трех лет выращивают из икринок моллюсков. В трехгодовалую раковину жемчужной устрицы вводится крошечный шарик из раковины американского пресноводного моллюска, которому предстоит стать ядром будущей жемчужины. Одновременно туда же кладут кусочек оболочки другой жемчужной устрицы, стимулирующей выделение перламутра. Раковину помещают в проволочную клетку и с плота опускают еще на три года в море. Отгороженные от Тихого океана полуостровом спокойные воды бухты с чуть покачивающимися ровными рядами плотов напоминают удивительное произведение искусства. После того как жемчужину достают, ее полируют солью или содой, сушат, сортируют и затем отправляют ювелирам. Выращенный таким образом жемчуг практически ничем не отличается от появившегося в естественных условиях.

Микимото скончался в 1954 г. в возрасте девяносто шести лет, став основателем империи жемчуга. Ювелирные магазины Микимото знамениты не только в Японии, но и во всем мире. В своем родном городе Тоба он создал музей, где можно увидеть пагоду, на изготовление которой пошло десять тысяч жемчужин, и копию американского Колокола свободы, отлитого из почти 17 кг серебра и украшенного 336 бриллиантами и 12 250 жемчужинами. В заливе находится Жемчужный остров, соединенный с полуостровом шестидесятиметровым мостом. Там находится специальная ферма по выращиванию жемчуга. В районе Тоба выращивается свыше тридцати процентов жемчуга, производимого в Японии.

Посещение полуострова Сима и паломничество в святилище Исэ, наряду с восхождением на гору Фудзи, считаются частями своеобразной обязательной программы патриотического воспитания японца.

Продолжение следует

Камакура: столица самураев

Маленькая Камакура, расположенная в часе езды от Токио, так же как Нара или Хэйан, дала свое имя эпохе в истории Японии (1185—1333). Период Камакура связан с рождением военного сословия — самурайства.

Двенадцатый век в Японии был временем войн и политических смут. Привитая на японской почве, китайская культура дала обильные всходы. Континентальные традиции, художественные приемы и эстетические взгляды стали неотъемлемой частью придворной культуры. В то же время в X и XI вв. шел процесс формирования национальной эстетики, в основе которой лежал синтез придворной китайской культуры и народной японской. Занимавшие умы хэйанских аристократов тонкости придворного этикета, философия наслаждения прекрасным, тщательно разработанный церемониал любовных свиданий и другие элементы того, что мы по привычке могли бы назвать «надстройкой», не оставляли места прозаическим мыслям о взимании налогов и управлении землями. Власть двора с каждым годом ослабевала, и соответственно крепли силы крупных феодальных кланов, каждый из которых стремился утвердить свою власть. Созданная по китайским образцам сложная и достаточно неуклюжая система управления государством не работала, а предававшимся утонченным наслаждениям хэйанским аристократам было мало дела до земных материй.

Ключевой фигурой нового общества стал вооруженный феодал, защищающий со своими отрядами земли как от соседей, так и от сборщиков налогов хэйанского правительства. Сохраняя родовые и клановые связи, он по своему усмотрению платил дань своим родственникам при дворе или крупным монастырям, являвшимися номинальными хозяевами его земли. Постепенно шел процесс создания крупных феодальных кланов, устанавливавших между собой связи на основе силы, браков или военной необходимости. Это было особенно характерно для района Канто — плодородной долины на востоке Японии, где объединение диктовалось необходимостью колонизации новых земель в борьбе с коренными жителями — айнами.

Хотя император и его двор в Киото формально оставались верховной властью в Японии, фактически бразды правления уже давно были в руках наиболее сильных феодальных кланов. Стремясь к расширению своих владений, они обзаводились армиями, не платили полностью налоги двору, обкладывали крестьян собственными поборами. Словом, богатели и укреплялись. В конце XII в., несмотря на то что наиболее приближенными к императору оставались члены клана Фудзивара, фактическая власть в Киото принадлежала клану Тайра, против которого еще в середине века выступил не менее могущественный род Минамото, чьи владения находились в долине Канто. В 1159 г. войска Тайра наголову разбили армию Минамото, и победивший клан получил неограниченную власть над страной. Глава дома Тайра Киёмори обосновался в Киото. Объявив себя главным министром, он в соответствии с традициями выдал дочь за императора и спустя год возвел на престол своего малолетнего внука. Двор и интриги отнимали много времени, к тому же, победив Минамото, Тайра совершил благородный, но не слишком осторожный, а тем более не характерный для нравов средневековой Японии, поступок: он сохранил жизнь двенадцатилетнему сыну Ёсимото Минамото — Ёритомо и его младшему брату, сослав их в монастырь на остров Идзу. Возмужав, Ёритомо собрал войско и начал новую войну против дома Тайра. Продолжавшаяся пять лет военная кампания закончилась в 1185 г. поражением Тайра в морской битве при Данноура (Симоносэкский пролив). Согласно хроникам того времени, в сражении участвовало свыше ста тысяч человек, а семистам кораблям Минамото противостояли пятьсот кораблей Тайра.

Одержав победу, Ёритомо в том же году добился от императора права самостоятельно назначать военную и гражданскую администрацию по всей стране. Решив не повторять ошибок своих предшественников, он покинул двор в Киото и обосновался в приморском городке Камакура вблизи своих родовых земель. Выбор его в качестве ставки, или «бакуфу» (полевого лагеря), был продиктован не только близостью к собственным родовым землям, но и тем, что география этого места делала его естественной крепостью. Город с трех сторон окружен невысокими горами, а с юга омывается морем, что давало возможность надежно оборонять его даже небольшими силами.

В типично японском стиле Ёритомо Минамото позволил клану Фудзивара и императорскому двору продолжать игры в управление страной. Своих сторонников он наградил не придворными званиями и государственными должностями, а землями поверженного Тайра. В 1192 г. Ёритомо получил титул «Сэйи Тайсёгун», что в переводе означало «великий полководец на время покорения восточных варваров». Первая часть титула в объяснениях не нуждается, вторая говорила о том, что формально столь высокое воинское звание Минамото присвоил себе лишь для покорения северо-востока Японии, в то время населенного в основном айнами. Система сёгунов-военачальников, несмотря на поначалу временный характер этого института, просуществовала в Японии почти восемь веков, до 1868 г., фактически подменяя власть императоров властью военной аристократии. Впервые в истории Японии были заложены основы эффективного, по тем временам, централизованного военного правления. Вначале сёгунат был предназначен лишь для объединения кланов, поддерживавших Минамото, а верность сюзерену основывалась на личной преданности и дружбе, испытанных в сражениях. Став союзом наиболее могущественных феодалов, сёгунат постепенно смог распространить свою власть и на их подданных, что давало возможность создать инструмент централизованного управления. Однако даже сильная власть не устраняла ожесточенную борьбу за обладание ею.

Сражения между группировками феодалов продолжались на протяжении всего XIII в. Хотя формально в этот период у власти находился клан Минамото, фактически с ним весьма скоро произошло то же, что случилось с императорским правлением. Удержать власть род Минамото не смог, даже несмотря на то что предусмотрительный Ёритомо, устраняя возможных претендентов на власть, не остановился перед убийством своего младшего брата и верного союзника Ёсицунэ, выигравшего для него все сражения в борьбе с кланом Тайра.

После смерти самого сёгуна Ёритомо в 1199 г. его сын был убит, а в 1219 г., после ряда семейных интриг и внутренних переворотов, мужская линия дома Минамото была истреблена. Регентство перешло к семье вдовы Ёритомо из дома Ходзё, имевшей родственные связи с некогда поверженным домом Тайра. Фигура сёгуна, как до этого и императорская власть, стала номинальной. Пожалуй, только в Японии можно было видеть переход власти от одной структуры к другой при формальном сохранении тех институтов, у которых эта власть фактически отбиралась. Император со своим двором продолжал жить в Киото, но фактически власть была в руках регентов из клана Фудзивара. Последние в свою очередь полностью зависели от решений сёгуна, контролировавшегося своим регентом, за чьей спиной стоял дом Ходзё, которому и принадлежала реальная власть. Система централизованного по китайскому образцу императорского правления легко сочеталась с чисто японскими традициями клановой организации.

Эпоха Камакура была временем становления военного сословия самураев, или буси, что означало «воин». В древности слово самурай, происходившее от глагола «служить», определяло лицо, находившееся в услужении знатного феодала или императорского двора, и не было связано с понятием «воин». Во времена сёгуната Минамото самураями стали называть только воинов, состоявших на службе у двора или у крупных феодалов. Число их росло, отряды превращались в настоящие армии. Самураи по большей части рекрутировались из зажиточных крестьян, совмещавших службу в дружине феодала с работой на земле. Первое время после окончания сражений они возвращались в свои деревни, поскольку простое снаряжение и примитивная военная техника не требовали длительного обучения и постоянной муштры. Однако со временем многие становились профессиональными военными, получая чины и землю с приписанными к ней крестьянами.

Междоусобные войны заставляли феодалов содержать огромные по тем временам дружины. В XIII в. к внутренним проблемам прибавилась и угроза монгольского вторжения. Установив свою власть над Китаем и создав империю от берегов Тихого океана до Дуная, монголы дважды пытались захватить Японию. Внук Чингис-хана Хубилай в 1268 г. направил своих послов в Киото с письмом, в котором отказ от признания сюзеренитета монголов прямо связывался с угрозой войны. Императорский двор уже был готов принять условия хана, но гордые камакурские самураи отказались капитулировать и приняли решение не отвечать на ультиматум. Война становилась неизбежной. В 1274 г. монгольская армада отбыла из Кореи и, захватив острова Цусима и Оки, попыталась высадиться на Кюсю. Первая попытка провалилась из-за сопротивления японской армии и сильного ветра, разметавшего монгольские корабли в заливе Хаката. Схватка с армией Хубилая явилась серьезным уроком для японцев, выявив сильные и слабые стороны самураев.

Японские воины сражались храбро, но монголы были лучше вооружены, а за годы дальних походов прекрасно освоили тактику коллективных действий. Самурай был прежде всего индивидуалистом и более всего боялся уронить свою честь или опозорить имя своего сюзерена. Имея собственные представления об этикете боя, самурай начинал схватку с рыцарского вызова противника на бой и рассказом о знатности своего рода и его достоинствах. Очень часто он оказывался убитым задолго до конца повествования, поскольку монголы не знали самурайского кодекса чести и тем более японского языка.

Впервые серьезно столкнувшись с внешней угрозой, японцы учли уроки предыдущего вторжения и начали готовиться к новой битве. В месте предполагаемой высадки на Кюсю были построены защитные сооружения, которые должна была оборонять новая армия. После того как осмелевшие камакурские правители обезглавили монгольских послов, вновь приехавших требовать установления вассальных отношений с Китаем, над Японией нависла угроза новой войны. В августе 1281 г. монгольская армада на корейских кораблях вновь попыталась высадиться на Кюсю. Однако 150-тысячный экспедиционный корпус был разбит как благодаря мужеству и военному искусству самураев, так и с помощью вновь пришедшей на помощь Японии бури, разметавшей монгольский флот. «Священный ветер» («камикадзэ») стал символом безопасности Японских островов.

Победа повысила роль воинов-самураев в жизни страны. Они обрели силу и политическое влияние. Самурайство постепенно выделилось в самостоятельное сословие, занимавшее привилегированное положение в обществе. Воины начинают оспаривать власть и прерогативы придворной аристократии. Их судьба тесно связана с битвами, от которых зависело их благосостояние и место в сословной иерархии. Война была смыслом жизни самурая. Постепенно сословие стало превращаться в замкнутую касту. Самураев связывали не только профессиональные, но и общие социальные интересы. Теперь они уже полностью порывают с крестьянским трудом.

То, что сегодня называют Бусидо (Путь воина) и столь тщательно изучают любители восточных единоборств, было сформулировано и записано в качестве кодекса воинского поведения лишь в конце XVII в., когда страна переживала годы длительного мира, а военное искусство самураев использовалось в основном на турнирах или как материал для теоретических размышлений, навеянных стремлением к самоутверждению. Правила поведения самураев в известной мере имели схоластический, оторванный от реальной жизни характер, поскольку уже несколько их поколений в настоящих войнах не участвовали. Согласно кодексу самурай «каждое утро мылся, брился, душил волосы и стриг ногти» и проводил время в раздумьях о бренности своего пребывания на земле. Отсюда ложный пафос и возвеличивание смерти, постоянный поиск которой, естественно в рамках все того же кодекса, теоретически становился едва ли не основным занятием воина.

Настоящий же рыцарский кодекс, изначально называвшийся «путь всадника и лука» (что дает право говорить о параллели со средневековыми европейскими «шевалье», или «кавалерами»), был сформулирован в XIII в., когда класс воинов возвысился в результате гражданских войн и борьбы с монгольским нашествием и был озабочен не столько бритьем и мытьем, а тем более поиском смерти, сколько необходимостью выжить и победить.

Японский кодекс чести был начисто лишен религиозной окраски, поскольку все жили в пределах одной страны и были единоверцами. Не было там и мотива поклонения «прекрасной даме». Основой предписанного поведения была верность чести, и прежде всего долгу перед сюзереном и собственным родом. Самурая всегда отличали доблесть и отвага, подкрепленные прекрасной военной выучкой. Суть их морали сводилась к вассальной преданности, мужеству, готовности к самопожертвованию, пренебрежению к смерти и любому труду, кроме ратного, и к чувству собственной исключительности. Поговорки «лучшая среди цветов — вишня, первый среди людей — самурай» или «когда стоишь перед господином, забудь об отце и сыне» точно отражают место воинов в обществе.

Суровому самурайскому кодексу чести обязан своим появлением в конце XII в. и обычай совершать харакири в случае, когда воин не мог победить или чувствовал вину перед своим господином. В буквальном переводе харакири означает «разрезание живота», но японцы это слово не любят и чаще называют ритуальное самоубийство «сэппуку», что, впрочем, означает то же самое. Достаточно варварский обычай, по-видимому, явился одним из редких чисто японских изобретений. По представлениям японцев, душа человека находится именно в области живота, а кроме того, это был один из немногих вариантов покончить счеты с жизнью с помощью самурайского меча. Вспарывание живота, вероятно, мыслилось как демонстрация верности сюзерену и собственного мужества. В период Токугава харакири стало эвфемизмом смертного приговора для самурая, получавшего привилегию избежать позора публичной казни. «Классическим» харакири считалось, если самоубийца, вспоров живот, сохранял достаточно сил, чтобы перерезать себе сонную артерию. Это удалось сделать в 1912 г. генералу Ноги, совершившему ритуал после смерти императора Мэйдзи. Когда в ноябре 1970 г. писатель Юкио Мисима публично совершил харакири, это было сделано по «упрощенной» схеме. Убедившись в том, что солдаты Сил самообороны не собираются вместе с ним совершать государственный переворот, Мисима вспорол себе живот, а его сподвижник тут же отрубил ему голову.

Воинственные самураи увлекались собачьими боями и состязаниями по стрельбе из лука, возводили в Камакуре храмы, посвященные богу войны синтоистского пантеона Хатиману. Самым большим из них стал храм Цуругаока Хатимангу (Храм Хатимана на Журавлином холме). От железнодорожной станции Камакура к нему ведет широкая торговая улица Вакамия-Одзи. Храм был основан кланом Минамото, а на то место, где он находится сейчас, был перенесен в 1911 г. Для большинства японцев он тесно связан с драматической историей правления Минамото. Оба сына первого сёгуна и братоубийцы Ёритомо, ставшие его наследниками, тоже были убиты. Слева перед входом в храм растет гигантское дерево гинко, в ветвях которого, по преданию, прятался убийца третьего (и последнего) сёгуна из этого рода.

На территории храма в специальном помещении выставлены древние мечи и подлинные доспехи, дающие представление о том, как выглядели воины той эпохи. Именно тогда искусство изготовления военной амуниции достигло высочайшего уровня. Увидеть воинов эпохи Камакура «живьем» можно ежегодно 16 сентября, когда недалеко от храма демонстрируют древнее искусство ябусамэ всадники — стрелки из лука.

В период Камакура возник просуществовавший до 1 января 1877 г. обычай, согласно которому самураям было предписано носить два меча. Истинный воин ни на минуту не должен был расставаться с оружием, даже находясь наедине с любимой. Меч стал предметом своеобразного культа в Японии: мало того, что законы чести должен был блюсти его носитель, даже ковавший его кузнец обязан был подчиняться строгим правилам морали. До сих пор окончательная заточка меча обставляется торжественным ритуалом: мастер в придворном кимоно совершает обряд очищения и лишь после этого приступает к работе. Считается, что японские мастера создали клинки, чье качество не знает себе равных в мире. Непревзойденным оружейным мастером был живший в XIV в. в Камакуре Масамунэ Горо, основатель школы Сосюдэн, чьи работы можно увидеть в храме.

В городе до сих пор сохраняется традиция производства мечей этой школы. Живущий ныне Такэси Цунахиро представляет двадцать четвертое поколение кузнецов, выковывающих мечи Масамунэ. Сегодня для производства мечей, как и много веков назад, используется особая сталь — ватацу («японская сталь»). Ее выплавляли на древесном угле из железной руды, добывавшейся в провинции Идзумо. Секрет изготовления ее утрачен, и сегодня кузнец использует лишь куски старого металла, которые удается найти при реконструкции средневековых замков. В год изготавливается не более трех клинков, за которые любители старинного оружия платят огромные деньги.

Перед входом в главный зал находится еще один небольшой храм Вакамия (Младший храм), где, согласно хорошо известной каждому японцу легенде, выступала знаменитая танцовщица Сидзука. Она отказалась выдать могущественному Ёритомо место, где скрывался ее любимый — младший брат сёгуна Ёсицунэ. Этот эпизод японской истории вошел в фольклор и множество литературных произведений. Каждую весну на сцене перед храмом проходит театрализованное представление на сюжет этой грустной истории. Во время новогоднего паломничества в святые места улица, ведущая к храму, превращается в человеческое море. О приходе нового года вот уже более тысячи лет возвещают 108 ударов колокола (по числу обременяющих человека забот). С последним ударом колокола все неприятности остаются в прошлом, а в наступившем году каждый надеется на счастье. Здесь же продают маленькие оперенные стрелы хамаюми, по поверью поражающие злых духов. Останавливаясь на секунду перед белым полотнищем, расстеленным перед храмом, паломник хлопает в ладоши, бросает несколько монет и мысленно обращается с просьбой к ками. Молитва-просьба сотворена, новый год начался. Но японцы не были бы японцами, если бы не использовали новогодние традиции для работы. В первый день нового года считается хорошей приметой позаботиться об орудиях производства: плотники затачивают инструмент, гейши настраивают сямисэны, и только метлы и щетки отдыхают в этот день, поскольку считается, что вместе с пылью из дома может быть выметена удача.

Несмотря на очевидное лидерство, буддизм продолжал сосуществовать с синтоизмом, чья понятная простота импонировала воинственной идеологии камакурского воинства. Определенную роль в этом играло и стремление сёгуната уйти от влияния могущественных буддийских монастырей, окружавших двор в Киото. Однако буддизм весьма успешно приспосабливался к реальностям политической жизни Японии.

В эпоху Камакура появляется ряд новых буддийских сект, стремившихся на основе учения школ Тэндай и Сингон уйти от умозрительных философских принципов. Трансформируя классические буддийские догматы, японские монахи пытались создать вероучение, доступное и для тех, кто не получил классического китайского образования. Такие течения, как амидаизм, дзэн-буддизм и учение Нитирэна, получившие быстрое развитие в эпоху Камакура, дошли до наших дней. В основе реформации буддизма лежало стремление дать каждому, вне зависимости от богатства, положения или образования, возможность спасти свою душу.

Наиболее простой способ предлагали сторонники амидаизма: надо верить в Будду Амида и повторять при каждом удобном случае обращенную к нему весьма несложную молитву: «О, Амида Буцу! Наму Амида Буцу» («Благословен Будда Амида»). Основатель амидаизма монах Хонэн повторял заклинание до семидесяти тысяч раз в день.

Огромное влияние на японский буддизм, искусство, культуру, национальный характер оказал ставший популярным в эпоху Камакура дзэн-буддизм, означающий в переводе «буддизм медитации». В отличие от адептов сект, видевших спасение в обращении к другим образам или предметам, приверженцы дзэн направляли свои помыслы в самих себя. Согласно легенде, основатель секты Бодхидарма (по-японски Дарума), добиваясь внутреннего сосредоточения, просидел, поджав ноги, на скале девять лет, глядя в одну точку, в результате чего лишился ног. Его изображением стала популярная в Японии кукла — аналог русского ваньки-встаньки. Красный шар без рук, скрытых складками монашеского одеяния, но с головой, на которой белеют огромные глазницы, Дарума является не только символом стойкости и упорства в достижении цели, но и талисманом, приносящим удачу. Загадывая желание, закрашивают один глаз, а в случае его исполнения — второй. Японские политики обычно закрашивают Даруме глаз после победы на выборах, в случае поражения кукла остается одноглазой. Интересно, что ставшая символом русского народного искусства матрешка — прямая родственница Дарумы. В 90-х годах прошлого века в игрушечную мастерскую «Детское воспитание» А.Мамонтова привезли из Японии Даруму, и в Сергиевом Посаде было начато производство подобных игрушек, но в русском стиле.

Основателем японского дзэн-буддизма считается монах Эйсай, бывший в Китае учеником дзэн-буддийской школы Чань. В 1191 г. он вернулся в Японию и начал проповедовать новое учение в Хэйане. Однако его взгляды не были приняты двором, где господствовали монахи традиционных буддийских школ, и Эйсай был вынужден уехать в Камакуру. Воинственным самураям, привыкшим полагаться на свою силу, была созвучна внешняя простота и внутренняя сосредоточенность дзэн, и весьма скоро учение фактически стало официальной религиозной доктриной сёгуната. Не следует думать, что большинство воинов полностью воспринимали сложную метафизику дзэн-буддизма, но из него были взяты прежде всего методы концентрации на познании собственного «я», самодисциплина, необходимость постоянного духовного и физического совершенствования и контроль над собственными эмоциями. Практически в основу всех боевых искусств Японии — фехтования, стрельбы из лука, дзюдо и каратэ — положены принципы внутренней концентрации дзэн.

В дзэн нет ни служб, ни церемоний, ни каких-либо аксессуаров, а лишь наставления учителя, открывающего путь к просветлению — сатори. Адепты дзэн-буддизма считают, что истина слишком сложна, чтобы быть выраженной словом (как не вспомнить Тютчева — «мысль изреченная есть ложь»), а может быть найдена лишь в собственной душе путем молчаливого сосредоточения. Различия между школами дзэн в основном состоят в формах постижения просветления — неожиданного, как считает школа Риндзай, или достигаемого долгой медитацией, согласно учению школы Сото.

Монаху Эйсаю Япония обязана и широким распространением чая, который он в написанном в 1214 г. трактате «Кисса ёодзё-ки» («Питье чая как средство укрепления здоровья и продления жизни») называл «наилучшим лекарством и носителем секрета долголетия». С помощью чая он пытался вылечить от пристрастия к алкоголю сёгуна Санэтомо, внушая ему, что «чай веселит душу, но не опьяняет». Исторические хроники датируют знакомство японцев с чаем VIII в., когда император Сёму пригласил 100 буддийских монахов на чаепитие во дворец. Однако напиток по-настоящему не привился, поскольку пить ввозимый из Китая чай могли лишь очень состоятельные люди. В 1186 г. Эйсай тайно, спрятав в дорожном посохе, привез из Китая семена чая. Оказалось, что прекрасный китайский чай можно культивировать в южных пригородах Киото, в районе Удзи. Кстати, лучшие сорта по-прежнему выращиваются здесь. Новый напиток стал национальным пристрастием японцев. Непременная чашка зеленого японского чая о-тя до сих пор является частью этикета общения, хотя деликатные японцы, боясь поставить своих иностранных гостей в неловкое положение, часто предлагают им привычный для них кофе.

Японцы заимствовали в Китае и саму церемонию чаепития. В первую очередь она была связана с подношением напитка к алтарю Будды. Этот ритуал неукоснительно соблюдается и по сей день. Монахи секты дзэн, оценив тонизирующие свойства чая, стали «подкрепляться» им во время многочасовых медитаций. Из напитка, утоляющего жажду, чай превратился в символ чистоты и самопознания. Именно благодаря учению дзэн этикет чаепития приобрел те черты духовности, которые в конце концов превратили его в элемент национальной эстетики.

Связям с Китаем Япония обязана и появлением столь популярного искусства выращивания карликовых деревьев — бонсай. Бонсай появились в Камакуре в XIII в. и с тех пор стали любимым украшением домов, а для многих увлечением, если не сказать страстью. И сейчас телевизионные передачи, посвященные этому древнему искусству, собирают самое большое число зрителей, а торговцы карликовыми деревьями не знают кризисов. Мечта о собственном садике очень часто не идет дальше прекрасного пейзажа на керамическом подносе. Наиболее пригодными для бонсая считаются низкорослые деревья с маленькими листьями, растущие в условиях скудного питания. Методы выращивания деревьев различны, но прежде всего — это удаление большей части веток и кропотливая формовка оставшейся кроны. На эту работу уходят многие годы. Вероятно, в благодарность за хороший уход карликовые деревья часто живут сотни лет. В Токио в музее сельского хозяйства в районе Сэтагая выставлены два деревца сосны, принадлежавшие третьему сёгуну Токугава — Иэмицу, жившему в середине XVII в.

Сохранявшиеся контакты различных сект, в частности Дзэн, с Китаем создали в средневековой Японии традицию использовать монахов как советников по внешнеполитическим вопросам. Фактически вся японская дипломатия, ограниченная отношениями с Китаем и Кореей, до XVII в. находилась в руках хорошо знавших страну и язык священнослужителей. Они вели переговоры с послами и стояли во главе посольств, направляемых в Китай. «Гражданская служба» монахов не ограничивалась только дипломатией. Будучи наиболее образованной частью общества (не считая придворной аристократии, мало приспособленной для какой-либо работы), они играли активную роль в жизни государства и оказали огромное влияние на развитие общества и культуры средневековой Японии. Достаточно сказать, что первая по-настоящему массовая система образования в Японии была создана на основе храмовых школ — тэракоя секты Дзэн.

С Камакурой связана и судьба одного из наиболее известных реформаторов буддизма — монаха, известного под именем, состоящим из двух иероглифов — солнце и лотос — Нитирэн. Суть нового учения состояла в безусловной вере в Лотосовую сутру, которая признавалась единственной, дающей спасение души. Секта отличалась (и отличается сегодня) нетерпимостью к любым другим интерпретациям буддизма. Заклеймив амидаизм, Нитирэн предложил вместо «Наму Амида Буцу» произносить «Наму мё хо рэнгэ кё» («Благословенна Лотосовая сутра благого закона»). По его мнению, такая молитва ускоряла путь к нирване без вмешательства каких-либо сверхъестественных сил. Нитирэн утверждал неизбежность превращения любой материи в Будду. Это, с одной стороны, привлекало к его учению самых забитых и обездоленных, а с другой — поначалу не вызывало особых возражений со стороны властей, ибо фактически проповедовалось смирение в ожидании неизбежного счастья.

Нитирэн считал Японию центром вселенной, а собственное учение единственно верным. Фанатизм и нетерпимость проповедника порождали множество конфликтов. Существует легенда, что за нападки на другие секты и даже на сёгунат ему должны были отрубить голову, но в момент казни сломался меч палача, что было расценено как заступничество высших сил. Смертная казнь была заменена пожизненной ссылкой. На том месте, где в 1271 г. должна была состояться казнь Нитирэна, в местечке Фудзисава рядом с Камакурой, возведен храм Рюкодзи (Храм головы дракона). Позже здесь были казнены менее удачливые, чем Нитирэн, послы хана Хубилая. Ежегодно в сентябре там собираются члены секты на праздник, посвященный памяти отца-основателя. Сегодня недалеко от этого окрашенного в трагические тона места на берегу залива Сагами построен знаменитый аквапарк Эносима с дельфинариумом и аквариумом, превосходные современные отели и рестораны. Как часто бывает в Японии, лишь узкая полоска реки Катасэ отделяет стекло и бетон современности от скрытых в зарослях тайн и интриг XIII в.

Нитирэн был тем, кого сегодня называют экстрасенсом и астрологом. В частности, он уже в 1260 г. предсказал монгольское вторжение. Фанатичный и нетерпимый ко всему кроме собственного мнения, Нитирэн объявил себя спасителем нации и даже воплощением бодхисаттвы, но в год вторжения монголов в 1274 г. неожиданно удалился в горы и жил там отшельником до самой смерти в 1282 г.

Фанатизм Нитирэна и его последователей, их нелицеприятная критика существующих порядков никогда не устраивали правителей. Последний раз секта подверглась серьезным гонениям в 1943 г., когда школьный учитель из Токио Цунэсабуро Макигути, создавший на основе учения Нитирэна религиозную организацию Сока гаккай (Общество установления ценностей), был посажен в тюрьму, где и скончался в 1944 г. В 1946 г. организация была возрождена, а на ее основе была создана одна из крупнейших японских центристских политических партий Комэйто (Партия чистой политики). До сих пор миллионы последователей Нитирэна, объединенные в рядах Сока гаккай, скандируют на своих встречах и митингах: «Благословенна Лотосовая сутра благого закона».

Панорама узкой долины Камакура до сих пор радует глаз обилием зелени. Воздух чист, свеж и даже вкусен. Не верится, что за горами тяжело дышит супергигант Токио. На узких улочках теснятся традиционные японские дома, окруженные тщательно ухоженными садиками. Город хорош тем, что даже в воскресные и праздничные дни, когда приезжают тысячи паломников и туристов (в год его посещает более 20 млн. человек при населении около 300 тыс.), стоит лишь подняться по одной из множества дорожек, уходящих в лесистые холмы, и за целый день не встретишь ни одного человека. В густой зелени склонов прячутся 65 буддийских храмов и 19 синтоистских святилищ. За святилищем Хатимана начинается огромный парк Тёнэн, в тенистых аллеях которого — знаменитые пещеры Ягура, где хоронили погибших воинов.

Главная достопримечательность Камакуры, ее «фирменный» знак — безусловно, статуя Большого Будды. Хотя по своей величине она уступает статуе Великого Будды в Тодайдзи, но славится более высокими художественными достоинствами. Бронзовая статуя была отлита в 1252 г. и первоначально установлена в большом павильоне, который в 1369 г. был разрушен штормом, а в конце XV в. смыт в море. С тех пор Будда стоит на открытой площадке. Голову Будды украшают символы мудрости — 830 бронзовых локонов-улиток. Согласно легенде они защитили от палящих лучей солнца бритую голову предававшегося размышлениям Учителя. О размерах гиганта красноречиво говорят две цифры: его высота почти 12 м, а вес серебряного завитка на лбу — более 13 кг. Первоначально вся статуя была покрыта золотом, но сегодня золотыми оставлены лишь глаза. От суровости камакурского воинства Будда унаследовал жесткую складку губ и решимость недоступного сомнениям взгляда.

К северу от Большого Будды расположено синтоистское святилище Дзэниараи Бэнтэн, что означает «храм Бэнтэна, моющего деньги». Считается, что в первый день года змеи, которая олицетворяет японского бога мудрости и благосостояния Бэнтэна, следует опустить деньги в воду и через год или два их станет больше. Раньше процедура была довольно простой — страждущие оставляли приношение перед изображением змеи, а потом мыли монеты в воде. Теперь, когда удвоение или даже утроение самой крупной монеты не сделает человека намного богаче, отмывать приходится бумажные банкноты. Хотя большинство японцев лишь брызгает священной водой на свои кошельки, все еще можно увидеть твердых в вере людей, вначале опускающих деньги в воду, а потом терпеливо сушащих их на солнце.

После монгольского вторжения независимость военных кланов западного побережья Кюсю укрепилась. Они получили значительные средства от сёгуната на строительство оборонительных укреплений и содержание армии. Но постепенно расходы эти становились все более обременительными для Камакуры, и отношения между сёгунатом и армией начали портиться. Лояльность ставки центральному правительству ослабевала попутно с сокращением дотаций от последнего.

Борьба в самом сёгунате с местными феодалами обострялась, и этим попытался воспользоваться император Годайго. Он вынашивал честолюбивые надежды вернуть себе реальную власть, но в 1332 г. его войска потерпели поражение, и мятежный император был сослан на остров Оки, откуда бежал и вместе со своими сторонниками выступил против Камакуры. На его усмирение была отправлена армия под командованием Такаудзи Асикаги, который в конечном итоге повернул оружие против сёгуната. В июле 1333 г., потерпев поражение от войск Асикаги, последний правитель из рода Ходзё — Такатоки и 873 его воина вспороли себе животы в пещере недалеко от Камакуры. Являвшийся сто сорок один год фактически столицей Японии, город был разрушен и снова стал маленькой рыбацкой деревушкой с ее спокойной и неторопливой жизнью.

Продолжение следует

Нагасаки: открытие и закрытие Японии

С городом Нагасаки, расположенным в самой западной части острова Кюсю на берегу Восточно-Китайского моря, связано открытие Японии европейцами и закрытие ее столетие спустя, а также история христианства в стране. До прибытия европейцев на острова в середине XVI в. Нагасаки был маленькой рыбацкой деревушкой. Своим названием он обязан феодалу по имени Котаро Нагасаки, получившему окрестные земли в награду за верную службу сёгунам из рода Минамото в конце XII в.

Живописную бухту, по холмистым берегам которой раскинулся город, очень точно описал побывавший здесь в 80-х годах прошлого века русский писатель В.Крестовский: «Немало я видел на своем веку разных красот природы, но не думаю, чтобы нашлось на свете много мест краше Нагасакской бухты. Общий ее вид, бесспорно, принадлежит к числу самых прелестных и картинных уголков во всем мире. Прихотливое сочетание гор, мысков, заливчиков, скал и богатой растительности, на каждом шагу и куда ни обернись, представляют восхитительные пейзажи. Про Нагасакский залив мало сказать, что он красив, он изящен».

Первыми в Японию в 1542 г. попали португальские моряки, высадившиеся на лежащем к югу от Кюсю островке Танэгасима. Именно там японцы познакомились с огнестрельным оружием, сыгравшим серьезную, хоть и не решающую, роль в битвах за объединение страны. Долгие годы ружья, производство которых японцы сумели быстро наладить, носили название «танэгасима». Европейские моряки, как это было и в других странах, проложили путь торговцам и миссионерам.

Прибывший по благословению папы римского иезуит Франциск Ксавье начал проповедь христианства, что было воспринято местными жителями вполне благожелательно. По-видимому, сыграла роль их традиционная веротерпимость. Привлекали японцев и внимание христианства к нуждам человека, проповедь равенства, новизна обрядов, одежды, символики. Миссионеры открывали не только церкви, но и школы, что увеличивало притягательность новой религии. Для феодалов контакты с европейцами открывали возможность получения современного по тем временам оружия и ведения выгодной торговли. Поэтому они в первую очередь и обращались в христианство, а религия властителей становилась в определенной степени обязательной и для простолюдинов.

Боровшийся с всевластием буддийских монастырей военный правитель Нобунага Ода поддержал миссионеров, дав им официальное разрешение на проповедь католицизма. К началу 80-х годов XVI в. в Японии уже было около 200 церквей и 150 тыс. христиан. Занятый объединением страны, Хидэёси Тоётоми, сменивший Нобунагу, относился к религии, и к христианству в частности, достаточно безразлично. Он разрешил построить церковь вблизи своего замка в Осаке и терпел христиан даже среди своих приближенных. Однако в 1587 г. он специальным указом наложил запрет на деятельность миссионеров. Решение было основано главным образом на соображениях практического характера. Крестившиеся феодалы Кюсю богатели от торговли с единоверцами и, как это часто бывает, отказывались платить налоги со своих доходов, а это абсолютно не устраивало «федеральное» правительство.

В первую очередь указ был направлен на возвращение контроля над Нагасаки, к этому времени практически управлявшимся иезуитами и японскими христианами. В том же году Хидэёси, начав военную кампанию против княжества Сацума на Кюсю, назначил собственного наместника для управления Нагасаки, считая, что город должен стать базой для утверждения его власти на этом острове. В провозглашении японскими христианами лояльности папе римскому Хидэёси не без оснований видел прямую угрозу своим усилиям по объединению страны. Не в последнюю очередь запрет на проповедь христианства был связан и с тем, что европейцы развернули в Нагасаки привычную для них работорговлю, чего до этого времени абсолютно не знали японцы.

И тем не менее претворять в жизнь свой указ Хидэёси не спешил. Лишь десять лет спустя, 5 февраля 1597 г., в Нагасаки были с особой жестокостью распяты на кресте шесть миссионеров и двадцать новообращенных японских христиан. Они были схвачены в Киото, подвергнуты пыткам, а затем начали свой скорбный путь на Кюсю, причем в каждом городе их ожидали публичные истязания.

Спустя столетия, точнее, в 1862 г., они были канонизированы, а в 1864 г. у входа в нынешний парк Нисидзака, неподалеку от железнодорожного вокзала города, был возведен собор Оура для упокоения душ казненных борцов за веру. На холме в парке установлен памятник двадцати шести мученикам-христианам.

Удар, нанесенный Хидэёси по христианству, не означал изгнания всех европейцев и прекращения торговли. Гонения распространялись в основном на португальцев, пытавшихся с помощью религии монополизировать торговлю с Японией. К испанцам и появившимся в начале XVII в. англичанам и голландцам отношение было довольно терпимым, но недолго. Определенную роль в этом сыграли интриги испанцев и португальцев против голландцев и англичан. Католики-испанцы угрожали сёгуну призвать свой флот для изгнания ненавистных протестантов. В ответ на эти угрозы в 1622 г. была учинена жестокая расправа над миссионерами и их японскими последователями. В море с отвесной скалы было сброшено более 4 тыс. человек. В 1624 г. из Японии были высланы испанцы, еще раньше страну добровольно покинули англичане, не увидевшие особых выгод от торговли с разоренной войнами страной. Прагматичных японцев беспокоили не столько догматы католицизма, ставившие верность Риму выше преданности господину, сколько возможность того, что христианство может стать каналом для колонизации страны европейскими державами. Пример соседних Филиппин, куда испанские солдаты вошли следом за миссионерами, им был хорошо известен.

В 1636 г. был провозглашен указ сёгуна, запрещавший японцам под страхом смертной казни покидать страну или возвращаться из-за границы. Политика закрытия страны была направлена не только против тех, кто приезжал в Японию, но и против многочисленных японских купцов, начавших с середины XVI в. осваивать рынки Юго-Восточной Азии. К моменту запрещения выезда из страны около 5 тыс. японцев, живших в японских поселениях от Индии до Тайваня, навсегда потеряли возможность вернуться на родину. Два года спустя вышел указ, запрещающий строить большие корабли.

Годы общения японцев с европейской цивилизацией оказали неоднозначное влияние на измученную непрерывными внутренними смутами страну. Японцы начали быстро усваивать все то новое, что они могли получить от Европы. Одной из первых европейских книг, переведенных на японский язык, был сборник опубликованных в 1593 г. басен Эзопа. Запрещенные в период изоляции басни остались в фольклоре и сказках.

Большой интерес японцы проявляли к военной технике и искусству кораблевождения. Однако если и после закрытия страны ружья продолжали интенсивно использоваться, то искусство кораблевождения вскоре попало под строгий запрет. Японцы заимствовали от Европы и вредную привычку к курению. По свидетельству служащего Ост-Индской компании Ричарда Кокса, в Японии курили не только мужчины, но и женщины и дети. В начале XVII в. курение было запрещено законом. Хотя это и снизило число курящих, но победить зло с помощью штрафов, конфискации земли, занятой под табаком, и прочими административными мерами правительство так и не смогло. В 1651 г. курение было вновь разрешено, но только вне дома, что было продиктовано не столько медицинскими, сколько противопожарными соображениями. Долгие годы японцы курили только маленькие трубки с очень длинным мундштуком — кисэру, заполнявшиеся табаком на одну-две затяжки. Сигареты появились лишь со вторым пришествием европейцев в XIX в. Первые сигареты были произведены в Японии в 1883 г. компанией «Ивая», чей хозяин Мацубэй Ивая был выходцем из провинции Сацума на Кюсю. До середины 30-х годов XX в. особенно среди женщин очень популярными были заимствованные в России папиросы, носившие название «сикисима».

Кульминацией борьбы с католицизмом явилось подавление восстания христиан — крестьян и самураев в 1637—1638 гг. в местечке Симабара недалеко от Нагасаки не без помощи корабельной артиллерии протестантов-голландцев. Было вырезано около 40 тыс. японских католиков.

В полукилометре от нынешней станции Симабара стоит замок, где разыгрались трагические финальные сцены восстания. Он был построен в 1625 г. и реконструирован в 1964 г. Войска сёгуната осаждали его в течение трех месяцев, и после успешного штурма почти все измученные голодом защитники были убиты. Оставшихся в живых распяли на крестах вдоль дороги, идущей из замка.

С верхнего этажа этого замка, ныне превращенного в музей, открывается прекрасный вид на залив Арикэ. Весь полуостров Симабара входит в один из красивейших национальных парков Японии — Ундзэн-Амакуса. В музее атрибуты японского христианства мирно соседствуют с самурайским оружием и доспехами. В восточной части замка — музей скульптуры Сэйбо Китамуры, автора памятника жертвам атомной бомбардировки Нагасаки. В западной части — музей деревянных кукол кокэси. Около 150 лет тому назад их начали делать в богатой лесами северной части Хонсю. У кукол удлиненное цилиндрическое туловище без рук и ног и большая круглая голова. Чаще всего фигурка вытачивается из единого куска дерева, но некоторые состоят из двух частей. Игрушки предназначались для детей и по форме напоминали встречающиеся в древних погребальных курганах цилиндрические культовые фигурки ханива. Первые куклы раскрашивались только в черный и красный цвета. Со временем они стали ярче и красочнее, и каждый мастер выбирал свой собственный стиль их украшения. Сегодня многие кокэси делают на фабриках, но наиболее ценимы авторские экземпляры с подписью или печатью художника.

Рядом с замком стоят два самурайских дома, чье внутреннее убранство хорошо передает быт средневековой Японии. Суровость обстановки, лишенной каких-либо предметов роскоши, свидетельствует, что дома принадлежали не слишком богатым представителям военного сословия.

Несмотря на запрещение исповедовать новую религию и жестокие преследования христиан, в Японии остались люди, не изменившие своей вере. Когда в Нагасаки в 1863 г. была построена католическая церковь для иностранцев, группа японцев, увидев крест и статую девы Марии, призналась священнику, что в городе и вокруг него живут тысячи людей, тайно исповедующих христианскую веру своих предков. Однако, они, по-видимому, переоценили веротерпимость сёгуната, незамедлительно арестовавшего более 4 тыс. нагасакских христиан и потребовавшего их отречения. Лишь после падения сёгуната в 1868 г. христианство было легализовано.

Нагасакские католики весьма своеобразно преодолевали государственные запреты на христианство. К примеру, дева Мария была приравнена к буддийской богине милосердия Каннон, а ее изображения стали называться Мария-Каннон. Возможно, такого рода приемы выглядят как отсутствие понимания таинства веры, но на деле это — свидетельство чисто японского поиска компромисса между верностью убеждениям и объективной невозможностью их открыто отстаивать.

После разгрома Симабарского восстания из страны были высланы и португальцы, обвиненные в пособничестве мятежникам. Когда они два года спустя попытались возобновить связи с Японией, их послы были казнены. Единственными иностранцами, получившими разрешение поддерживать контакты с Японией, остались китайцы, для которых был открыт порт Нагасаки, и заслужившие благосклонность сёгуната голландцы, поскольку последние все внимание отдавали торговле и не интересовались вопросами религии. Их кораблям было разрешено дважды в год посещать этот город. Однако для жительства голландцам был отведен крошечный островок Дэдзима в Нагасакской бухте (236 шагов в длину и 82 шага в ширину), где могущественная Ост-Индская компания, терпя жестокие притеснения японских чиновников, 213 лет (с 1641 по 1854 г.) сохраняла форпост своей торговли на Дальнем Востоке. В 1958 г. в этом месте был создан маленький музей, дающий некоторое представление о том, в каких унизительных условиях жили голландцы в Японии.

Долгие годы Дэдзима и вообще Нагасаки были не только центром торговли Японии с внешним миром, но и местом, где японцы получали сведения о цивилизации Запада, а европейцы внимательно изучали жизнь страны, обрекшей себя на добровольное затворничество. Первые серьезные описания Японии были сделаны служившими в голландской миссии врачами — немцем Э.Кемпфером и шведом С.Тунбергом.

Раз в год голландцы отправлялись с подарками из Нагасаки в Эдо, где они униженно благодарили сёгуна за разрешение оставаться в Японии. По описанию Кемпфера, сопровождавшего голландцев в столицу в 90-х годах XVII в., во время аудиенции сёгун приказывал прибывшим «плясать, подпрыгивать, изображать пьяных, говорить на ломаном японском языке, читать по-голландски, рисовать, петь». Не исключено, что сцены пребывания Гулливера при дворе великанов в Бробдингнеге навеяны описанием Кемпфером тех унижений, которым подвергались голландцы в Эдо. Но для Ост-Индской компании прибыль была выше чувства человеческого достоинства. Когда в 1804 г. в Нагасаки прибыла русская миссия Крузенштерна, японцы так и не смогли заставить русских вести себя на манер голландцев. Зато, по словам американского исследователя Японии Д.Кина, «голландцы могли справедливо возразить, что русские и уехали с пустыми руками».

В начале XVIII в. были смягчены запреты на ввоз книг (до этого были запрещены даже китайские книги, где имелось хотя бы малейшее упоминание о христианстве или просто фигурировало слово «бог»), и европейская научная мысль начинает постепенно проникать в Японию. В середине века в Нагасаки появляются переводы голландских книг по медицине, географии, ботанике и другим отраслям естественных наук. Поскольку европейские знания приходили в страну на голландском языке, их стали так и называть «голландские знания» (рангаку).

В память о пребывании голландцев в Нагасаки в марте 1992 г. на небольшом острове в заливе Омура между Нагасаки и Сасэбо был построен голландский город Хаус-тен-бош (Дом в лесу), представляющий собой кусочек Европы, перенесенный в Японию. Японцы начали строить тематический город-парк в 1968 г. на площади в 150 га. Первоначально было построено 250 домов, в части которых разместились гостиницы, магазины, музеи и выставки, а другие были сданы под жилье. Затем были добавлены еще три тысячи домов для 30 тыс. японцев. Хаус-тен-бош не является «слепком» какого-либо конкретного голландского города. Здесь можно найти копию знаменитой гостиницы «Европа» в Амстердаме, городскую ратушу XVI в. из Гуды, дворец королевы Беатрикс Тенбош, в честь которого и назван город, и даже здание Ост-Индской компании в Батавии. Перед домами раскинулись ковры тюльпанов, а для полноты ощущения посещения Голландии построены три мельницы и прорыты 6 километров каналов.

Нагасаки часто называют самым европейским городом в стране. В южной его части, в районе Оура-Тэнсюдо, неподалеку от Дэдзимы, располагается своеобразный заповедник западной архитектуры — Оранда-дзака (Голландский склон). Пожалуй, самой главной его достопримечательностью является резиденция Гловера, которую часто называют «домиком мадам Баттерфляй», связывая историю жившего здесь богатого английского купца Томаса Гловера с судьбой героини новеллы Дж.Лонга «Мадам Баттерфляй». По ее мотивам Дж.Пуччини написал знаменитую оперу «Чио-Чио-сан».

Дом был построен в 60-х годах прошлого века японскими мастерами по проекту английского архитектора и стал одним из первых сооружений европейского стиля в стране. Это прекрасная вилла, построенная в форме цветка клевера. Ее окружает великолепный сад, где стоит отлитая в бронзе фигура японки в кимоно, которая указывает прижавшемуся к ней мальчику на морские просторы. Ее поза передает глубокую тоску. Большинство туристов считает, что это памятник Чио-Чио-сан, хотя на самом деле изображена японская певица Тамаки Миура, прославившаяся исполнением главной партии в опере Пуччини.

Внутри дома сохранена обстановка, документы и фотографии той эпохи. Хозяин дома — торговец и инженер Томас Гловер, приехавший в Японию в 1859 г., прожил здесь долгие годы. Он не имел никакого отношения к романтической истории любви гейши и офицера американского флота Пинкертона, но много сделал для внедрения в стране европейских достижений. Гловера считают одним из основателей гигантских верфей компании «Мицубиси» в Нагасаки, монетного двора в Осаке и инициатором многих других полезных нововведений из Европы. За это он был награжден одним из высших орденов Японии.

Нагасаки испытал на себе не только европейское, но и китайское влияние. В центре города до сих пор сохранился китайский квартал Синти. В отличие от голландцев, приезжавших в Японию лишь на время работы, китайцы, как правило, приезжали навсегда, перенося на новую родину свою культуру и быт. Синти до сих пор остается своеобразным китайским анклавом в Японии. С 1686 г., когда по приказу сёгуна все китайцы были переселены в один район, и до 1868 г. китайский квартал был отделен от остальной части Нагасаки глухим забором. Поэтому Синти удалось сохранить поистине неповторимую специфику. Особый колорит этому району придает множество ресторанов и закусочных с наиболее богатым в Японии выбором китайских блюд. Кулинарный символ Нагасаки — мясной суп с овощами — тямпон, прославил рестораны Синти на всю Японию.

С Китаем связаны и наиболее популярные и массовые праздники в городе: Пэйрон-мацури (пэйрон — лодки, завезенные из Южного Китая) — соревнования лодок в бухте и Окунти-мацури — парад драконов, изображения которых характерны для Тайваня и Гонконга.

Пэйрон-мацури, в котором участвуют десятки разукрашенных лодок — больших и маленьких, — привлекает на набережные города десятки тысяч зрителей. Звучит дробь барабанов, удары гонгов, лодки разрезают изумрудные волны Нагасакской бухты.

Окунти-мацури — удивительный праздник, совмещающий в себе китайские народные традиции и синтоистские ритуалы, проводится синтоистским святилищем Сува.

С площадки перед господствующим над городом грандиозным храмом Сува-дзиндзя открывается самый лучший вид на Нагасаки. К построенному в 50-х годах XVI в. в честь бога сыновьего послушания Сува-но-ками святилищу ведет широкая каменная лестница с огромными тории у ее подножия. На площадках, разбросанных по склону холма и соединенных лестницей, сегодня царит атмосфера, обычная для много посещаемых храмов-памятников. Это своеобразная смесь туристического бизнеса и обслуживания паломников, где отделить одно от другого весьма трудно. В воздухе смешаны запахи жарящихся тут же осьминогов и курящихся благовоний, рядом с кумирнями стоят сувенирные лавочки. Сам храм расположен так, что увидеть его можно, только преодолев последний пролет лестницы. От верхней площадки начинается деревянная решетчатая галерея, ведущая под навес пышного и ярко раскрашенного резного фронтона главных ворот. На широкой площади перед храмом стоят статуя белого коня, два огромных фонаря и изящная бронзовая кумирня. Несколько ступенек ведут к самому храму, повторяющему величавую простоту синтоистских святилищ в Исэ. На фоне яркой южной зелени толстая соломенная кровля крыши Сува-дзиндзи выглядит зонтом, закрывающим храм от палящего южного солнца.

В начале октября святилище становится центром Окунти-мацури. Его история уходит корнями в XVII в., когда боровшийся с влиянием христианства сёгунат противопоставил католицизму китайский праздник дракона. В дни праздника весь город украшен многоцветными полотнищами, гирляндами цветов и фонариками, на многочисленных помостах выступают жонглеры, танцоры и музыканты. По традициям синтоистского обряда из храма выносят священный паланкин — микоси, и процессия медленно спускается на заполненные людьми городские улицы. Кульминация праздника — появление огромных драконов. Изображение одних напоминает корабль с головой на носу и хвостом на корме, другие плавно извиваются над головами десятка людей, бамбуковыми шестами словно щекочущими распростертое над ними чешуйчатое чудовище. Дракон то сжимается в клубок, то распускается во всю свою многометровую длину в такт ударам барабанов.

Не смогла избежать китайского влияния и старинная подымающаяся в гору Тэра-мати (Храмовая улица), полностью соответствующая своему названию. Среди множества находящихся здесь буддийских храмов особо почитаемы два — первый и последний.

Софукудзи (Храм моления о счастье), или, как его называют за цвет стен, Красный храм, был построен в 1629 г. китайскими мастерами на пожертвования китайских же моряков. За образец были взяты постройки эпохи Мин (1368—1644). Были использованы и достижения японской архитектуры того времени. За покрытыми черепичной крышей массивными резными воротами лестница, украшенная каменными фонарями, ведет к особенно яркому на фоне зелени гор главному зданию. Здесь сохранился огромный котел для варки риса, в котором готовили еду для голодающих во время неурожая 1682 г. У самого подножия горы Айсэкидзан стоит храм Кофукудзи (Храм, рождающий счастье), считавшийся главным для всех живущих в Нагасаки китайцев. Оба храма принадлежат секте Дзэн. В 1634 г. на деньги храма был построен один из первых каменных мостов в Японии — Мэганэ-баси, или Мост-очки. Он назван так потому, что два его арочных пролета, отражаясь в воде, напоминают старинные очки, надетые на «переносицу» реки Накадзима.

После открытия Японии частыми гостями в Нагасаки стали русские корабли. Моряки облюбовали место на окраине города у подножия горы Инаса, где находилось российское консульство, несколько русских ресторанов и даже гостиница «Нева», содержавшаяся японской супружеской парой исключительно для русских моряков. Долгие годы это место называли «Русская деревня», а окрестные жители понимали некоторые русские слова.

В Нагасаки обитали и русские военнопленные после войны 1904—1905 гг. Некоторые из них были похоронены здесь же на кладбище для иностранцев, открытом еще в 1649 г. по специальному повелению сёгуна. Несмотря на все сложности отношений между Россией и Японией, весь век могилы содержатся в идеальном порядке. Дорожки всегда расчищены, деревья подстрижены, а в День поминовения усопших бонзы читают сутры над могилами русских моряков. Когда время стерло на некоторых могилах надписи, японский предприниматель М.Судзукава и русский писатель В.Гузанов составили опись русских захоронений и издали на двух языках мемориальную книгу с двумя эпиграфами, которыми стали слова А.С.Пушкина: «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» и слова японского ученого Натио Нитобэ: «любовь к местам, где погребены кости наших предков».

С Русской деревней связана история еще одной Чио-Чио-сан, полюбившей мичмана российского флота. Прибывший в 1891 г. в Нагасаки на фрегате «Память Азова» сын великого русского химика Владимир Менделеев по существовавшему тогда обычаю подписал с хозяйкой чайного домика брачный контракт на время стоянки корабля. Временная жена Тако полюбила русского офицера, но корабль через некоторое время покинул бухту. Родилась дочь, узнавшая от матери, что ее отец — русский офицер. Только в 1899 г., когда «Память Азова» вновь появился на рейде Нагасаки, мать и дочь узнали, что Владимира уже давно нет в живых. Русские флотские офицеры сочувственно относились к русской Чио-Чио-сан и как могли помогали ей.

9 августа 1945 г. на Нагасаки была сброшена атомная бомба, унесшая жизни 150 тыс. человек. Эпицентр взрыва пришелся на северную часть, где стояла построенная в 1913 г. католическая церковь. На этом месте теперь разбит Парк Мира, в центре которого на высоком постаменте установлена колоссальная фигура сидящего полуобнаженного мужчины. Правая рука его поднята вверх, как бы указывая на падающую бомбу, а левая простерта горизонтально и символизирует мир и прощение.

Окончание следует

Хиросима: война и мир

С Хиросимой связаны начало и конец японской империи. Начав войну с Китаем в 1895 г. высадкой своих войск на Корейском полуострове, военное командование устроило императорскую ставку в старинном замке этого города. Полвека спустя над ним вырос гриб американского ядерного взрыва, и Хиросима навсегда осталась в памяти людей символом тяжелых жертв, которыми народ оплатил авантюры военщины.

«Хиросима» означает «широкий остров». Город назван так потому, что рукава реки Ота, стекающей с гор Тюгоку на равнину, где он расположен, образуют при впадении во Внутреннее море массу островов. История Хиросимы восходит к XVI в., когда местный феодал Тэрумото Мори повелел построить здесь белоснежный Замок карпов (Ридзё). Название замка не случайно — река славилась тогда обилием этой рыбы. Это был типичный средневековый город-крепость. До 1868 г. он служил резиденцией клана Асано, управлявшего городом и прилегающей провинцией.

После реставрации Мэйдзи, когда Япония сравнительно быстро сумела встать в один ряд с традиционными колониальными державами и приступила к превращению Азии в сферу своего экономического господства, Хиросима становится форпостом агрессивной внешней политики. Огромная площадь перед замком Ридзё застраивается казармами и военными складами. Из порта Хиросимы отправляются транспорты с солдатами для завоевания континента. Именно отсюда к цусимской победе над русской Балтийской эскадрой уходил японский флот адмирала Того.

Япония чувствовала себя обиженной странами Запада, захватившими лучшие колониальные куски. Обида подогревалась «белым» расизмом, проповедники которого отказывались признать за японцами равные права с европейцами и американцами. Считая себя по крайней мере ничем не уступающей колониальным империям, Япония стремилась наверстать упущенное за счет экспансионистской политики в Китае. Во время первой мировой войны она выступила на стороне Антанты, захватила бывшую немецкую колонию Циндао и предъявила Китаю требования, предусматривавшие фактическую аннексию провинции Шандунь, Южной Маньчжурии, восточной части Внутренней Монголии и предоставление ей «особых прав» в бассейне реки Янцзы. США и Великобритания выступали против расширения японского влияния в Китае, но в конечном итоге были вынуждены согласиться с этими притязаниями.

Обеспокоенность усилением позиций Японии на Тихом океане проявилась, в частности, в стремлении создать расовые барьеры на пути японской эмиграции в США. В 1924 г. конгресс даже принял специальный закон, ее запрещавший.

Японское наступление на континенте продолжалось. В мае 1927 г. под предлогом обеспечения безопасности японских резидентов в провинцию Шаньдун были направлены войска, быстро оккупировавшие ее. 18 сентября 1931 г. после Мукденского инцидента Япония начала военные действия в Китае, а к весне 1932 г. захватила всю Маньчжурию. В стране начался настоящий военный психоз. Фактически армия вышла из-под гражданского контроля. В середине мая 1933 г. произошло вторжение в провинцию Хэбэй, а после того как в июле 1937 г. японские и китайские войска столкнулись в окрестностях Пекина, разрозненные стычки, не прекращавшиеся уже много лет, быстро переросли в кровопролитную войну, продолжавшуюся до капитуляции Японии.

Но имя Хиросимы сделалось известным всему миру в результате войны с Соединенными Штатами. Как только гитлеровские войска в 1940 г. вошли в Париж, Япония захватила северную часть Вьетнама, а еще через год оккупировала всю страну. США, пытаясь сдержать японскую агрессию, наложили эмбарго на поставки ей нефти, что грозило параличом экономики. Получить нефть Япония могла или снова от США, что подразумевало отказ от колониального разбоя в Китае и Юго-Восточной Азии, или захватив ее силой в тогдашней голландской Вест-Индии. Предпочтение было отдано силовым методам.

Война с США началась с нападения Японии на военно-морскую базу Перл-Харбор 7 декабря 1941 г. В течение часа было уничтожено 18 боевых кораблей, включая четыре линкора, и 475 самолетов. Погибли 2898 американских военнослужащих. Потери японцев составили 55 человек, 29 истребителей и 3 подводные лодки.

Японцам удалось достаточно быстро захватить всю Юго-Восточную Азию, но удержать ее они не смогли. С начала 1943 г. военная инициатива перешла к американцам, начавшим шаг за шагом вытеснять императорскую армию с оккупированных территорий. Война дорого обошлась стране. Только в боевых действиях Япония потеряла почти 2 млн. человек убитыми, 4,6 млн. человек было ранено, 670 тыс. мирных жителей погибли при бомбардировках, 40% жилья в стране было полностью разрушено.

Завершающим аккордом войны стала трагедия Хиросимы.

В 8.15 утра 6 августа 1945 г. на город была сброшена атомная бомба, унесшая жизни 200 тыс. японцев. Она взорвалась над построенным в 1913 г. зданием Промышленной палаты Хиросимы, обгоревший остов которого посреди вновь отстроенного города остается немым упреком. Это так называемые «памятные руины». Часы на Атомном доме показывают время взрыва, а на ступенях навечно осталась тень сидевшего здесь человека. От Атомного дома мост Айой ведет к Парку мира, разбитому на месте довоенного делового центра города. У самого моста установлены Часы мира, чьи куранты ежедневно в 8.15 утра играют скорбную мелодию. Глухо гудит от ударов поминальный колокол. Мемориальный парк разбит по проекту всемирно известного архитектора Кэндзо Тангэ. В нем установлена гигантская гробница в форме древних японских саркофагов. В огромном каменном ящике хранится свиток с именами погибших, чье число продолжает увеличиваться — последствия атомной бомбардировки дают себя знать и десятилетия спустя. На надгробии эпитафия: «Спите спокойно, ошибка не повторится». Рядом горит огонь мира, который будет погашен только после полного уничтожения ядерного оружия. В парке находится и Музей жертв атомной бомбардировки, где собраны многочисленные печальные свидетельства хиросимской трагедии.

Возможно, Хиросима никогда бы не выделилась среди других крупных городов Японии, если бы не атомный взрыв. Возрождение города началось сразу после войны. За три десятка лет упорного труда жители не только вернули к жизни свой город, но и обеспечили ему будущее. Примечательно, что в первое десятилетие люди поспешили восстановить прекрасный сад XVII в. «Сюккэйэн», в многочисленных прудах и протоках которого по-прежнему водится огромное количество почти ручных карпов. Тогда же на пожертвования, поступавшие из разных стран мира, неподалеку от вновь отстроенного железнодорожного вокзала был возведен Собор мира, где молятся представители всех конфессий. Колокола были пожертвованы храму жителями немецкого города Бохума, а самый большой в Японии оргаґн — подарок города Кёльна. Был восстановлен и белоснежный Замок карпов, в котором ныне расположен краеведческий музей, как это обычно делается в японских городах.

В настоящее время Хиросима входит в десятку крупнейших городов Японии. На пепелище уничтоженного более полувека тому назад города появился новый с населением свыше миллиона человек. Современная Хиросима имеет как бы два лица. С одной стороны, она символ мира для всех, кто стремится навсегда покончить с губительными войнами, а с другой — динамично развивающийся промышленный центр на побережье Внутреннего моря. Казалось бы, трудно чем-нибудь выделиться городу, чья история стерта с лица земли, и он заново отстроен, став похожим на многие современные города мира.

Но Хиросима имеет свои приметы — это 2390 мостов, 4500 автобусов и более 1000 филиалов крупнейших японских фирм. Первая примета связана с особенностями местоположения в дельте реки Ота, чьи широко разливающиеся рукава образуют, как говорилось выше, множество островов. Геологические условия дельты исключают строительство метрополитена, и население миллионного города полагается на автобусы, которые, к слову сказать, ходят очень точно и аккуратно. Развитая система городского транспорта отнюдь не нарушает неспешность жизни Хиросимы. Не ощущается и бурная деловая активность. Очевидно, на жизнь города, особенно его центра, накладывает отпечаток находящийся здесь мемориальный комплекс.

Довольно быстро Хиросима превратилась в один из центров автомобилестроения и судостроительной промышленности. Сейчас во всем мире ее знают как столицу автомобильной империи «Мазда». Первый автомобиль был привезен в страну в 1894 г., а первый японский создан неподалеку от Хиросимы, в префектуре Окаяма, в 1904 г. Их промышленное производство началось в 20-е годы, когда были построены сборочные заводы Форда и «Дженерал моторс». «Мазда» обосновалась в Хиросиме сразу же после войны. Будучи крупнейшей корпорацией в префектуре Хиросима, она и связанные с нею предприятия обеспечивают работой более 60 тыс. человек. На «Мазду» приходится 25% отгрузки всех промышленных товаров, уходящих из хиросимского порта. И немалая их часть уходит в США. В первую очередь это, конечно, автомобили.

Небольшой экскурс в не такую уж далекую историю. В 1960 г. японская автопромышленность производила в год 165 тыс. автомобилей, тогда как в США — 6,7 млн. В январе 1959 г. «Уолл-стрит джорнэл» опубликовала заметку, в которой говорилось, что «японские автомобильные компании разработали дерзкий и рискованный план экспортировать в США 700 своих автомашин». При этом были приведены слова представителя японской фирмы, заявившего: «Мы рассчитываем, что к 1960 г. США будут импортировать 500 тыс. автомобилей в год. Почему бы нам не попытаться получить долю этого рынка?»

Сегодня в Америке свыше тысячи магазинов, продающих более двух миллионов японских машин на сумму свыше 25 млрд. долл. В 1980 г., обогнав США, Япония впервые вышла на первое место в мире по производству автомобилей, а с 1981 по 1989 г. она экспортировала в США продукции автомобилестроения на фантастическую сумму — 198,2 млрд. долл.

Если до войны символом Великой Японии были корабли с солдатами, отплывающими на войны из порта Хиросимы, то сегодня это бесконечная вереница новеньких автомобилей, вползающих в чрево огромных пароходов, которые уходят во все страны мира.

С верфей Хиросимы сходило до 20% всех строившихся в Японии судов. Но по целому ряду причин подобные энерго- и трудоемкие крупномасштабные отрасли промышленности столкнулись в 80-е годы с серьезными трудностями, которые привели к консервации мощностей и сокращению занятости. На повестку дня встало создание наукоемких и энергосберегающих отраслей. Необходимо было привлечь в город фирмы, специализирующиеся на высоких технологиях. Но для этого следовало подготовить условия. Работа началась еще в первой половине 80-х годов, а на Всемирной выставке в городе Цукуба в 1985 г. городские власти уже продемонстрировали проект «Технополиса», который стал основой нового этапа развития города и прилегающей зоны.

Концепция этого проекта предусматривает создание на базе городка Хигаси Хиросима (Восточная Хиросима) к 2000 г. научного центра с развитым высокотехнологичным производством и массовой жилищной застройкой. Значительное место в реализации проекта принадлежит Хиросимскому университету, который уже переехал туда. Создается вся необходимая инфраструктура: подведена скоростная автострада, построены новый железнодорожный вокзал для суперэкспрессов на линии, соединяющей Токио с островом Кюсю, новый аэропорт. Хиросима, преобразуя структуру основных отраслей промышленности, становится широкими воротами в Китай и Азию в целом.

Но каким бы суперсовременным городом ни становилась Хиросима, она всегда будет прежде всего городом мира. Здесь проводится множество самых различных международных и национальных выставок, съездов, встреч, конференций. Достаточно в качестве примера упомянуть Международную конференцию по вопросам сокращения вооружений.

Хиросима славится в Японии не только своими автомобилями и судами. Она традиционно является крупнейшим производителем сакэ, занимая третье место в стране. Не менее известна Хиросима и своими... устрицами. Их можно отведать в бесчисленных «устричных лодках», которые ночью призывно манят огнями. Кроме того, здесь всегда огромный выбор свежайших крабов, моллюсков, сырой рыбы и прочих даров моря, которыми кормят повсюду в городе и, что очень существенно, по ценам, отстающим, скажем, от токийских почти в два раза.

Как и все японцы, жители Хиросимы очень любят праздники. Самым грандиозным является праздник цветов, отмечаемый в середине мая. В этот день утопающий в зелени город украшен массой цветов — из них сооружены башни, колонны, пирамиды. По улицам, заполненным десятками тысяч людей, едут повозки, платформы, задрапированные цветами, идут оркестры, танцоры и, конечно, плывут над головами священные паланкины — микоси, в которые, по синтоистским верованиям, на время праздника переселяются божества храмов.

Именно здесь, в Хиросиме обретает особую значимость, один из самых трепетных обрядов праздника Дня поминовения усопших (Бон) — спуск на воду бумажных фонариков-торонагаси (торо — «фонарь», нагасу — «нести течением»). Этот обряд совершается везде, где есть вода, — на реках, прудах, озерах и даже в море. Кажется, сама судьба предназначила Хиросиму для его проведения. Маленькие квадратные белые бумажные фонарики установлены на деревянных подставках, похожих на лодочки. Внутри каждого зажжена небольшая свечка, которая освещает начертанную на фонарике идеограмму, означающую: «Молиться за мириады душ в другом мире».

Некоторые пишут на таком плавающем фонарике имена ушедших близких (либо просят об этом священника). Затем такие лодочки благоговейно спускают в темную воду. Вот как описывает этот обряд современный японский писатель Тэцуюки Окумура в новелле «Павшие взывают», посвященной трагедии Хиросимы: «В Парке мира, куда они (герои новеллы. — М.Н., Э.М.) ходили вечером, мать купила несколько бумажных фонариков и деревянные лодочки, в каждом фонарике зажгла по свече и пустила их плыть по реке... Другие люди делали то же самое, и вся река была в призрачном свете плывущих по ней фонариков».

История распорядилась так, чтобы одно из природных чудес Японии — остров Миядзима во Внутреннем море — оказалось всего в 10 милях от Хиросимы. С верхней галереи замка Ридзё открывается прекрасный вид на город, Внутреннее море и Миядзиму.

«Миядзима» означает «Остров храма», и это вполне справедливо, поскольку к природной красоте добавлена красота рукотворная. Храм Ицукусима — один из древних синтоистских храмов, насчитывающий более четырнадцати веков. Нынешний вид он приобрел в XII в. стараниями клана Тайра, когда один из его военачальников был здесь обожествлен. Ицукусима посвящен трем дочерям одного из главных божеств синтоистского пантеона — Сусаноо. Все они считаются покровителями мореплавателей. Основное, поднятое на сваи строение храма стоит на самом берегу и во время прилива как бы плывет по поверхности моря. Многочисленные его залы соединены галереями-мостиками, которые ведут к открытой площадке, где исполняются ритуальные танцы. Ярко-красные ворота-тории вынесены далеко в море. Вместе с «плывущим» храмом они производят незабываемое впечатление. К западной стороне храме примыкает, пожалуй, самая старая из сохранившихся сценических площадок для представления театра Но (XVI в.). Неподалеку расположился один из древнейших в Японии буддийских монастырей — Дайгандзи (802 г.), посвященный богине Бэнтэн. В XVI в. по соседству была возведена пятиярусная пагода, рядом с которой по велению военного правителя Хидэёси Тоётоми был построен Зал татами (Сэндзёкаку).

До середины прошлого века остров считался священным, и здесь, согласно канонам синто, не должно было свершаться ничто нечистое, к чему причислялись роды и похороны. До сих пор здесь нет кладбищ, и умерших увозят хоронить на побережье.

По набережной и горным тропинкам парка Момидзидани (Долина кленов) бродят всегда рассчитывающие на угощение олени и мартышки. На острове расположено отделение Японского центра по изучению обезьян, в котором исследуется жизнь этих животных в природных условиях. Обезьян привезли и расселили здесь в 1962 г. Похоже, им понравилось на Миядзиме. С подступающих к самому морю невысоких гор открывается замечательный вид не только на отражающийся в воде храм, но и на бесконечные дали и островки почти всегда затянутого легкой дымкой Внутреннего моря. Венчает остров гора Мисэн, к которой ведут две нитки фуникулеров. Подъем на одном (1100 м) занимает около 9 минут, а на другом (500 м) — 3 минуты. Каждые 60 секунд уплывают вагончики фуникулеров. В пути можно любоваться девственной природой Миядзимы. С горы Мисэн виден не только весь остров, но и огни Хиросимы — города, знающего, что такое война и мир.